Его любимая Кошка (Калина) - страница 118

А ещё мне хотелось немного побыть наедине со своими мыслями, вдали от шума толпы и любопытных взглядов. Потому я и вышла на эту открытую веранду, откуда каменная лестница вела в дворцовый сад. Голова слегка кружилась, и щёки жгло. За спиной будто раскрывались крылья. Я смотрела на звёздное небо над головой и тихо улыбалась, чувствуя себя до неприличия счастливой. Но то и дело на душу наползала тревога, будто грозовая туча. А если это снова самообман? Что, если я сама себе придумала то, чего нет? Однажды я уже так делала. Внутренний голос уговаривал меня, что Файса и Инигора нельзя, просто невозможно сравнивать, но тень тревоги не отступала.

Я подхватила юбку и принялась спускаться по ступеням. В детстве и юности я часто находилась в одиночестве и думала о жизни. Бродила вдоль океана, любуясь пенными волнами, выплевывавшими мне под ноги камешки и ракушки. Увы, при дворе побыть наедине с самой собой было не так и просто. Нужно было всегда следить за тем что говоришь, как себя ведешь. Нужно было носить маску, которая с годами всё сильнее прирастала к истинному лицу. Кто-то прятал за учтивостью злобу, кто-то за весёлостью — одиночество. Я скрывала за холодностью тоску и страх.

Уходить в сад я не решилась, но постоять в тени дворцовых стен мне никто не мешал. И я смотрела в небо, прижимаясь спиной к прохладной стене. Где-то сверху снова заиграла музыка, тягучие аккорды тонули в шорохе ветвей. Где-то вдали пела ночная птица.

— Я прошу тебя, мне это очень нужно, — донёсся голос из темноты.

Я чуть насторожилась, взволнованно глянув в сторону ступеней. Не знаю, кто там бродил в темноте сада, но нужно точно понимать, что в случае опасности я смогу убежать. Я уже собралась уйти, не желая становиться случайным свидетелем чьего-то разговора. Тут в саду всякое увидеть можно, я давно была лишена умения удивляться или стыдиться. Кого только не повстречаешь в густых зарослях ночного сада. Мы с Пушком не одной сластолюбивой парочке испортили миг уединения. С тех самых пор я с Пушком вечерами и не гуляла.

— Ты сам виноват, тебе же говорили, что нужно быть осторожным! — прозвучал другой, более низкий и гортанный голос.

А я повернулась к лестнице, уже занеся ногу над ступенью. Но внезапно остановилась, услышав всего одну фразу.

— Когда умер трубочист, тебя простили, но горничная во дворце! Чем ты думал?! — продолжал шипеть незнакомый гортанный голос.

А я буквально приросла к месту, вся полностью обратившись в слух. Потом скользнула в сторону зарослей, пытаясь разглядеть ночных болтунов. Шаг за шагом я приближалась к тем самым кустам, откуда доносились голоса.