Продемонстрировала деньги, спрятала обратно в карман джинсов — и пошла к своему «джипу». Не оглядываясь. Знала, что сейчас спокойно сядет за руль и поедет вслед за «Победой»: теперь-то он покажет ей дорогу на Рязанское шоссе.
Так и было. Когда выехали за черту города, «Победа» затормозила. Инна тоже остановилась, но выходить из «джипа» не стала. Мужик сам подошел, пояснил, махнув рукой вперед:
— Теперь прямо.
Инна неторопливо вынула деньги.
— Вы двигатель на «Победе» меняли?
— Еще бы. Неродной, от «Волги».
— А давно у вас «Победа»? — Инна уже вроде бы собралась протянуть купюры вниз, за опущенное боковое стекло, но все медлила.
— Года три уж. По дешевке у старика одного купил.
— Тогда все ясно. Пересчитайте.
И, проследив, как мужик посчитал бумажки и кивнул, Инна включила скорость — и вперед.
Впереди — шоссе. Прямая дорога.
«Жалко «Победу». Такому ублюдку досталась», — подумала Инна.
И тут же постаралась забыть и мужика.
«От Москвы до Рязани сто восемьдесят километров. Это чуть больше ста миль. В Штатах я бы там была через полтора часа. А тут ехать еще часа два, если не больше… Хотя куда торопиться. Меня же не ждут…»
Прямое шоссе.
Редкие встречные.
Огромное серое небо.
Легкость движения, полное одиночество, непринадлежность никому и ничему.
С неба упали первые капли. И сразу — потоки, стена воды рушится и рушится.
Звук воды, отчаянно и бессильно бьющей по металлу, — звук твоей защищенности. Спокойно включаешь «дворники». Едешь.
Кто-то голосует на обочине.
Инна тормозит, открывает дверцу.
Парень. Здоровенный — высокий, широкоплечий. Глаза прозрачно-голубые. Как вода. Потрепанная джинсовая куртка. Рюкзак.
— Я в Рязань, — притормаживая, — говорит Инна.
Парень кивает и быстро садится в машину.
Смотрит сквозь стекло, по которому течет вода, стираемая «дворниками». И молчит.
Дождь кончился неожиданно. Прошел. Остался позади.
«А может, высадить его, — вдруг тревожно подумала Инна. И тут же одернула себя: — Что это я? Обычный хичхайкер. Их здесь нынче столько же, сколько в Америке. Да и в наше время были. Пашка Хиппа хвастал, что он на летние каникулы автостопом в Питер ездил».
Но ей все равно было страшно. Эти широченные плечи, это молчание, это абсолютное спокойствие. Не повернулся ни разу. И эти глаза — голубые, светлые-светлые, с густыми ресницами, детскими, загнутыми.
«Говорят, такие чистые глаза у убийц бывают».
И, как бы подтверждая ее мысли, парень вдруг быстрым движением перехватил рюкзак, раскрыл его и потянул наружу что-то черное, угловатое.
Инна ударила по тормозам — «джип» с визгом встал, Инну и парня тряхнуло.