Всю дорогу Пашка Хиппа держал ее руку в своей. Это было все, что он мог сделать для Инны в эту минуту. И, надо сказать, это было немало.
Юру выписали через несколько дней. Если бы он не обладал недюжинной физической силой и не удержал бы строп, петля просто раздавила бы шейные позвонки.
— Ну, герой, считай, с того света вернулся, — напутствовали его немало повидавшие на своем веку врачи «скорой помощи».
У выхода из больницы его встречала Инна. Поодаль, подперев спиной стенку, стоял Паша Хиппа, держа в руках три порции эскимо в шоколаде.
Поцеловав Инну, Юра подошел к нему, и они обменялись крепким рукопожатием.
«Ах, если бы знать наперед! — не раз потом думала Инна. — Это же был знак! Предупреждение… Не заметили… Упустили…»
— Эй, дамочка! — гаркнул водитель, которому показалось, что Инна уснула. — Вы что?
— Нет-нет, все в порядке, — очнулась Инна. Она хотела отогнать воспоминания, но они навалились страшной длинной чередой…
Она предала его.
Много лет назад она бросила его маленького, пытаясь устроить свою изломанную жизнь.
Ее можно понять. Ее можно простить. Но забудет ли это предательство сын?
Как объяснить ему, что она сама была еще девчонкой, даже моложе, чем он сейчас? Как поведать о той злобной тоске и ненависти, с которыми она смотрела на окружающий мир? Ничего несправедливее придумать было нельзя. Смерть Юры стала концом всего. Доброты, любви, надежды, радости… Жизни. Она действительно не могла жить с постоянно подступающими к горлу рыданиями, истериками, ночными кошмарами, со все растущей глухой и гадкой неприязнью ко всему, что окружало ее. И с пустотой, темной пустотой внутри… Из нее, открытой и чистой, судьба одним ударом вышибла веру и искренность. Она терпеть не могла людей, улицы, дома, деревья. Она терпеть не могла эту страну, которая ни за что убивает своих сыновей. И от отчаянного решения прекратить все это, бросившись из окна на твердый бетон двора, ее спасла расчетливая мысль бежать. Уехать навсегда.
Она ничего не ждала здесь, все хорошее осталось в прошлом, а память отказывалась вызывать счастливые воспоминания, только холодные строчки телеграммы: «Погиб при исполнении воинского долга…»
И ее разум, единственное, чему она теперь верила, подсказывал циничные трезвые ходы.
Уехать из страны можно было только одним путем — в Израиль, став женой собиравшегося эмигрировать еврея.
И Инна целенаправленно принялась искать такого, через знакомых и полузнакомых, каждый разговор сводя к тому, не собирается ли кто-либо из их ровесников покинуть пределы «ненаглядной» родины.