— Здесь раньше кооперативное кафе было, — сказала Надя. — А полгода назад то ли их выгнали, то ли сами переехали.
— Как — кафе? Когда — кафе?
— Ну, года полтора, — смутилась Надя. — Наверно, до этого что-то другое было.
— Здесь молочный был! Лучший во всем районе! — воскликнула Инна и зачем-то обратилась к прохожему, толстому, солидному мужчине лет пятидесяти: — Скажите, здесь же раньше, давно, никакого кафе не было?!
— Не было, точно не было, — прогудел толстяк. — Тут винный был. Хороший был магазин!
Инна остолбенела. Она понимала, что все это глупо, что надо повернуться и уйти. Но что-то заставляло ее спрашивать вновь:
— Когда здесь был винный?
— Всю жизнь был.
— Как это — всю жизнь? Чью?
— Мою всю жизнь, — рассердился толстяк. — Я здесь девять лет живу!
И пошел прочь…
Надя повела Инну в универсам.
Инна о его существовании не знала, его построили лет пять назад — совсем близко от их дома.
— Я не понимаю, почему у вас до сих пор очереди? Нигде в мире такого нет, — говорила Инна Наде, стоя в длиннющем хвосте в кассу. — Это же большой супермаркет, здесь есть все продукты — почему так получается, что опять эти очереди?
— Народу много, все с работы идут, — отвечала Надя.
А стоящая впереди тетка — высокая, полная, с черными, давно не стриженными и небрежно заколотыми волосами — обернулась, говоря:
— Народу-то больше, чем людей. — И тут же, посмотрев на Инну, бросилась обниматься. — Инуха! Сколько лет, сколько зим! Ну мать, я не ожидала. Какими судьбами? Ты что, прямо оттуда?
— Оттуда, Таня, оттуда, — кивнула Инна, обнимая подругу.
— А это дочка, что ли? Там родила?
— Нет, это невеста Леши, — улыбалась Инна. — Татьяна, что ж до тебя не дозвониться?
— Так я переехала, квартиру поменяла!
— Ну и о'кей! — засмеялась Инна. — Придешь на свадьбу сына.
— А Пашка-то долго не женился, знаешь? Все холостой ходил. И весь положительный, говорят, не гуляет, не пьет. Вот так, Инуха, старая любовь не ржавеет…
— Надо же! Танька! Встретились! В Москве! — ахала Инна.
— Так, городок маленький!..
Уже придя домой, застав там Лешу и отослав Надю к нему («Вон из кухни! Жених ждет!» — с веселым смехом), взбивая белки, постепенно насыпая в них сахар, двигая рукой с венчиком быстро и монотонно, как автомат, Инна все вспоминала встречу с подругой: «Как она изменилась! И зачем красит волосы в этот вульгарный черный цвет? Она же русая, золотисто-русая. Может, поседела? Наверно. И ужасно потолстела…»
Меренги сгорели. Инна забыла о них. Она настороженно прислушивалась к голосам сына и невестки за дверью, твердя про себя, как заклинание: «Она отличная девочка! Она ему пара! Она замечательная! Он будет счастлив…»