Начало и конец (Теверовский, Теверовская) - страница 79

– Правда? Нас журналисты оккупировали, – Джереми не хотел рассказывать о вылазке к бабушке Нолвен и последовавшем СМС, потому он сделал паузу, сделав большой глоток и лишь после этого добавил. – Сегодня я, наконец, сумел послать нахрен оставшихся.

– Сколько их сейчас?

– Три машины стоят. А нет, четыре. Одна спряталась за соседским забором – какой-то хиппи вылез со своим диктофончиком тоже меня порасспрашивать.

– А ведь в детстве, помню, ты подумывал стать журналистом. Разве нет? – с лёгким укором заметила Анна.

– Было дело. Я не говорю, что все плохие. «Все профессии нужны, все профессии важны», это дело понятное. Без журналистов многое могло бы быть хуже. В конце концов, «чем свободнее действует пресса, тем лучше в стране соблюдаются законы» – так говорил наш преподаватель по политологии. А также он говорил о том, что чем сильнее пресса подстраивается под власть, тем исполнение законов становится извращённее. Да и сами законы могут начать извращаться. Почему бы не делать что захочешь, если любое твоё действие либо превознесут в СМИ, либо тактично умолчат?

– Вот видишь, а ты называешь журналиста. Журналиста! “Хиппи”, – Анна театрально воздела указательный палец вверх, глубоким менторским тоном порицая Джереми. В этот момент её брови были мило схмурены, а губы важно поджаты. Всё это заставило улыбнуться – но где-то глубоко в сознании пронеслась мысль: а понимает ли она в полной мере всё то, о чём он говорит?

– Имею право! Эти, приехавшие, гонятся за статейками в свои жёлтые прессы. Рыщут скандал, как свиньи в грязи. Да такой, чтобы погромче. Вот чем их заметка обо мне может что-то улучшить или помочь людям? К тому же, обо мне и так уже всё сказано. Какой смысл в интервью со мной?

– Не знаю, – просто ответила Анна и легла на кровать, раскинув руки. Джереми почувствовал, как его охватывает волнение, с вполне закономерным напряжением чуть ниже пояса – из-под натянувшейся майки теперь прекрасно читалось отсутствие на девушке бюстгальтера. Джереми продолжал сидеть на краю кровати, стараясь не задерживаться взглядом на чуть приподнявшейся на локтях Анне, теперь игриво, как казалось Джереми, буравящей его взглядом. Молчание нарушает её рука, легонько тянущая Джереми за локоть.

– Ложись, я не кусаюсь, – предлагает Анна.

Джереми повиновался, и теперь они лежали плечом к плечу друг с другом. Он прямо чувствовал тот жар, которым ожигала его сквозь футболку мягкая кожа Анны в точке соприкосновения. В какой-то момент ему захотелось повернуться к Анне лицом и впиться губами в тонкие губы девушки, прижать её к себе, сорвать эту подростковую маечку… Чуть не облившись, Джереми отхлебнул ещё пива, пытаясь тем самым загасить разрастающееся внутри него пламя. Оставив на тумбочку бутылку, он вновь ложится, стараясь хоть как-то отвлечься от мыслей полных соблазна, как вдруг Анна переворачивается на живот и, положив локоть на грудь Джереми, смотрит ему прямо в глаза. Какое-то мгновение – и она тянется вперёд, целуя его. Целая буря эмоций разрывается внутри Джереми: желание, страсть, наслаждения, даже некоторое безумие! Наконец-то он может прижать её к себе всем телом, чувствовать, как бьётся её сердце рядом с его сердцем. Перевернувшись, он подминает Анну под себя, расставив её ноги. Из-под шортиков виднеются розовенькие трусики, сводящие Джереми окончательно с ума. Он начинает целовать её в шею, в ключицу: но не решается сделать следующего шага. Тогда Анна вновь перехватывает инициативу – её рука скользит к поясу Джереми, одним движением расстегивает ширинку, затем, уже помогая себе обоими руками, она принимается стягивать с него брюки… Как вдруг нараставшее до этого момента откуда-то из глубины чувство охватывает Джереми целиком. Что это за чувство? Джереми кажется, будто время вокруг остановилось. Стыд перед Яной? Перед его глазами проскальзывает лицо возлюбленной: она закусывает губу, когда он входит в неё в одну из тех многочисленных ночей, которые они провели вместе в различных отелях… Джереми чувствует укол совести, но осознаёт, что что-то ещё останавливает его, не даёт сорвать с Анны эту майку и шорты… Чувство омерзения? Он вспоминает о её связи с шерифом, о всех тех историях о ней, когда она обдолбанная и пьяная якшалась со всякими отбросами общества. Чья дочь Элиза? Джереми вдруг кажется, что Анна будто грязная, отталкивающая: он чувствует смешанный запах пива, дешёвых сигарет и буквально бьющих в нос мускусных духов, исходящий от Анны… Страсть угасают окончательно, хоть в висках всё ещё стучит кровь. Пара глубоких вдохов, замедляющих отбивающее чечётку сердце, и Джереми окончательно возвращает контроль над собой.