Струны затихли. Последовала минута молчания, во время которой и исполнители, и зрители, кажется, затаили дыхание. Затем раздались робкие аплодисменты, которые в конце концов распространились по залу, как лесной пожар. Музыканты откланялись. Коломбано получил свои аплодисменты: он высоко поднял руку, держащую смычок, затем оглянулся на оркестр, стоящий позади него, как группа верных солдат, приказывая им поклониться взмахом руки. Коломбано был подобен Богу, чье прикосновение не может быть распознано глазом, но который управляет музыкантами, как марионетками. Люди свистели, восторгались, кричали «Браво» «Брависсимо», хотя мероприятие было всего лишь обычным концертом для туристов. Коломбано, кажется, наслаждался всеобщим вниманием. Гордость и самодовольство, которые проступали на его лице во время аплодисментов, были настолько ощутимы, что их невозможно было просто изобразить.
Джессика не сводила глаз с Коломбано.
Посмотри на меня, любовь моя.
Она сидела в центре зала, вероятно, единственная, кто не присоединился к бурным аплодисментам.
Я знаю, что ты меня видишь.
Коломбано повел своих солдат во втором театральном поклоне, затем переложил смычок в руку, держащую скрипку, и прижал свободные пальцы к груди.
Посмотри на меня, любовь моя.
И в конце концов это произошло: взгляд Коломбано скользил по морю лиц, затем останавился, словно пронзенный копьем.
Теперь ты видишь меня.
Коломбано выглядел испуганным, как будто узрел привидение. Его ухмылка медленно исчезла, как будто что-то мешало ему полностью понять, что происходит, узнать лицо, которое он видит. Затем он заставил себя отвести взгляд от Джессики и снова улыбнулся. На этот раз уголки его рта были насильно подтянуты к ушам, как у грустного клоуна. Коломбано быстрыми шагами спустился с помоста, подошел к двери в дальнем конце зала и, проходя мимо среднего ряда, еще раз бросил взгляд на Джессику.
Я буду ждать тебя.
Люди потоком покидали концертный зал, восторгаясь услашанным. Светловолосый мужчина средних лет в бежевом блейзере и джинсах оглянулся через плечо на Джессику, прежде чем исчезнуть в дверном проеме. Он показался каким-то знакомым, но Джессика прогнала эту мысль.
Мгновение спустя в комнате воцарилась тишина. Женщина с острыми скулами собирала программки, бутылки с водой и прочий мусор, разбросанный по стульям. Этот момент — будто повторение вечера несколько месяцев назад, когда Джессика впервые сидела в зрительном зале, слушая игру неотразимо великолепного мужчины. Как и тогда, аудитория сначала заполнилась, а затем опустела. Как и тогда, Коломбано исчез в задней комнате и наступила тишина. Как и тогда, все, что Джессика могла слышать, — это ее собственный пульс и шаги бесцеремонной женщины, эхом отдающиеся в пустом концертном зале.