— Роджер Копонен был очень необычным случаем во многих отношениях. С точки зрения открытого диалога результаты лечения были превосходными. Согласно моим собственным отчетам, болезнь была более или менее управляема, за исключением редких кратких психотических эпизодов после месяцев или даже лет, прошедших абсолютно без симптомов.
— Но почему…
— Копонену удавалось вести относительно нормальную жизнь и сохранить свою болезнь в тайне, сначала от близких, а потом и от общественности. Но его психотические эпизоды всегда были невероятно сильными. Как будто болезнь требовала своего вдвойне, когда снова появлялась.
— И как это можно было заметить?
— Непрофессиональный термин для шизофрении — раздвоение личности, и это очень подходящий термин для описания состояния Роджера. Впадая в психоз, он превращался в другого человека. Совершенно иная личность.
Нина смотрела на мужчину, сидящего напротив нее, который, казалось, чувствовал некоторое облегчение. Как будто огромная ноша внезапно свалилась с его плеч.
Черт возьми! Внезапно все это обрело смысл.
— Вы думаете, Роджер взял лекарства со склада?
— Надеюсь, вы мне верите. Да, я имею это в виду. И знаю, что это звучит совершенно безумно, если он действительно мертв.
Нина встала.
— Мне нужно сделать пару телефонных звонков. Я могу поговорить где-нибудь наедине?
— Весь этаж пуст. В конце коридора есть конференц-зал.
Нина набрала номер Эрна и пошла к двери в конце коридора. Никого не было видно, но почти в каждой комнате горел свет. Эрн ответил сухим голосом:
— Нина?
— У меня есть кое-что важное, Эрн. Что-то совершенно невероятное, — сказала она, закрывая за собой дверь.
— Ну и что?
— Я разговаривала с генеральным директором «Лучшее Завтра». Это клиника, где были украдены лекарства, которые использовались для усмирения и анестезирования жертв…
Нина обернулась и потеряла ход своих мыслей, когда заметила картину, висящую во главе длинного стола для совещаний. То, что она там увидела, заставило ее на мгновение забыть, что Эрн еще на линии. Она ругнулась, правда, совсем тихо, но он ее услышал.
— Алло? Нина?
Она убрала телефон от уха и неуверенно пошла вдоль стола к картине. Из трубки донесся требовательный голос Эрна, и Нина зашептала в ответ что-то успокаивающее.
Большая картина — около метра в ширину и полутора в высоту — висела в позолоченной декоративной раме. На ней была изображена красивая женщина в черном платье, сидящая за кофейным столиком, с густыми, черными как смоль волосами.
— Будь я проклята!
С таким же успехом это могли быть портреты Марии Копонен, Леа Блумквист, Лоры Хелминен или Джессики Ниеми. Но лицо не принадлежало ни одной из них. Это было лицо красивой тридцатилетней женщины. Сильные, ярко выраженные черты лица.