В столовой Ляля убирала посуду. Шестикрылый мирно спал на диване, подложив под ноги газету. Джекобс тащил чайники из кухни. Вечеринка продолжалась.
После этой встречи наши шахматные сборища надолго прекратились. Дядя уехал в длительную командировку, у меня была срочная работа. Несколько раз забегал Казашвили, то приносил билеты на просмотр своей документальной малометражки, то докладывал о новостях. Шахматисты теперь собирались у Клинкова, но там неуютно и некому поить чаем. Ржанов поменялся на полгода комнатами с Зиминым и уехал в Ленинград. Шестикрылый к Клинкову не ходит. Купил для девочек в рассрочку старое пианино и вкалывает теперь в каком-то тресте по воскресеньям.
— Диккенсовская идиллия. Сверчок на печи. Не понимаю, как можно в наше время так бездарно жить?
— Заботиться о детях — бездарно? Зря ты думаешь, что твой цинизм так уж интересен.
— Цинизм — свойство ума. Дураки не бывают циничны. Только непристойны.
— Цитата из дневников Гонкуров?
Это был удар под вздох. Он никогда не признавался, что все его афоризмы заемные.
В дождливый и теплый октябрьский день я столкнулась на улице с Шестикрылым. Он выходил из дверей детской консультации, из раскрытого портфеля торчали горлышки молочных бутылок.
— Как! Еще один ребенок? — удивилась я. — Мальчик или девочка?
Он густо покраснел и пробормотал:
— Сейчас обеденный перерыв, а тут одна…
— Тут одна? Вот уж не ожидала от вас!
— Я-то ни при чем, — тихо сказал он и вдруг выпалил: — Большой подлец!
И он рассказал мне, что Ржанов бросил девушку с грудным ребенком и, чтобы закрепить разрыв, уехал в Ленинград, что эта самая Лида — совсем беспомощное существо, кассирша в фотоателье, — живет с полусумасшедшей теткой. Он, Серафим, невольный виновник их знакомства: зашел как-то в ателье вместе с Ржановым взять карточки девочек, тут-то и началось. А сейчас эта Лида простудилась, кажется, и молоко пропало…
— Пойдемте вместе, — предложил он, — все-таки женщина. Ей будет приятно.
Я согласилась, внутренне цепенея, потому что не знала, чем помочь, что сказать. Но отказываться было как-то бессовестно.
Мы вошли в крошечную комнату, где стояли раскладушка, покрытая лоскутным одеялом, и венский стул в чернильных пятнах. Шестикрылый сделал мне знак подождать и проскользнул в другую дверь. Я осмотрелась. На гвозде около двери — красная авоська, алюминиевый чайник со сломанной ручкой на полу, в углу тяжелые гантели. Неужели Ржанов и здесь делал зарядку? «Современный человек должен быть здоровым, чистым и смелым!» — любил он повторять с занудным постоянством. И вдруг меня осенило: Ржанов на вечеринке поносил Шестикрылого, потому что он единственный из нас знал об этой некрасивой истории!