Вдруг потянуло из денников навозом. А, это дверь распахнулась от ветра. Всю жизнь при конюшнях, а запах навоза, как в детстве, кажется цирковым. Шура пошла шагом, чуть шевельнула поводья, и Замчал остановился перед Новиковым как вкопанный.
Новиков скомкал газету, запустил комок в дальний угол, подошел к Шуре:
— Ты понимаешь, что сейчас случилось?
— Нет. А что? — почти испуганно спросила Шура.
— Он всегда тебя слушается?
Шура махнула рукой:
— Мучаюсь с ним.
Новиков потрепал Замчала по шее, жеребец с отвращением приподнял губу и показал желтые зубы.
— Слезай, — сказал Новиков и подал Шуре руку, — сейчас объясню тебе все. Это открытие.
Он посадил Шуру рядом с собой на скамейку.
— Мы всё толкуем о чувстве лошади, как ее понять да как к ней прислушаться, как будто только мы одушевленные. А она? У нее же тоже есть чувство всадника? Ты понимаешь, Замчалу нужен твой темперамент. Тогда он соответствует. Ты все сдерживаешься, все загоняешь вовнутрь. А попробуй дай волю чувствам. Он отзовется.
— Хорошо. Я попробую, — покорно сказала Шура.
— Он тебя любит. На это стоит обратить внимание.
4
Рано утром, не заходя в контору, Новиков прошелся по денникам. Рыжие и гнедые вдумчивые лошадиные морды с печальным достоинством провожали его глазами. В конюшнях было не по-городскому темновато, прохладно и чисто. За окошками слышалось влажное шуршание — глухонемой дворник Хабибулин поливал из шланга асфальт. На чисто выметенном цементном полу конюшни тоже темнели замысловатые восьмерки — следы мокрого веника. Конюхов не было видно, но издалека раздавался сухой, отрывистый звук скребка. Новиков пошел в конец конюшни. Там в глубине стойла Шура старательно чистила скребком могучий медно-красный круп Замчала. Увидев Новикова, жеребец страдальчески наморщил лоб и взметнул пышным кремовым хвостом, будто отмахнулся от назойливой мухи. Никогда еще Новикову не приходилось видеть лошадь с такой богатой мимикой.
— Играет? — кивнул он Шурке, показывая на жеребца.
— Сердится, — поправила она и робко добавила: — Боря, я хочу тебя попросить…
— Пожалуйста!
— Поговори с Олегом. По-моему, он боится. Не верит в себя. Боится, что соревнования провалятся.
— С чего ты взяла?
— Он ничего мне не говорит, но я чувствую… Вот и вчера он брился, потом кончил, вытер лицо полотенцем, смотрит в зеркало и говорит: так и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова…
— Это он от Ромы услышал. При чем тут соревнования?
— Нет, я знаю, это он о годах своих думает. Не верит ни во что, боится…
— А ты по руке еще не научилась гадать? Или по почерку? Тоже толковательница снов на мою голову нашлась! Не о том грустишь, подруженька…