Пришлось долго и нудно врать. Новиков боялся спутаться, и ему было противно наблюдать, как природное добродушие Гаврикова борется с досадой на необходимость давать такие же нечеткие объяснения начальству из Центрального совета, как все выше поднимаются редкие бровки, все крепче сжимается маленький ротик, превращаясь в круглую розовую точку. Но у Гаврикова хватило такта не заниматься сетованиями.
— Значит, нервный криз на почве переутомления? — переспросил он.
— Так сказали врачи.
— И на соревнованиях он не будет? А ты… справишься?
— Школа в полной боевой.
— Завтра надеюсь на тебя. Держись поближе. Хотели присутствовать очень высокие гости. Не из Совета, а выше. Могут понадобиться справки.
Гора с плеч. И Ефремов куда-то скрылся. Теперь — забежать в столовку хоть кофе выпить.
Допить кофе не удалось. Появился Вася и, почти торжествуя, сообщил, что у него украли парадные бриджи. Завтра не в чем выступать.
— Вот видите, — говорил Вася. — А вы не верили.
— Так то же о лошадях мы говорили. Серьезное уголовное дело.
— Начинается с человека, а кончается лошадью, — назидательно сказал Вася.
Новиков посмотрел на человека. Мальчишеское загорелое лицо с белыми бровями было угрюмо и озабоченно.
— Плохо, — сказал Новиков, — очень плохо.
— Я и говорю, что плохо.
— Плохо, что ты такой недоверчивый, подозрительный…
— Жизнь учит, — не задумываясь ответил Вася.
— Се ля вишка, — подхватил подошедший Рома. — Пойдем, Василий Иванович, в гостиницу. Я из дежурных всю душу вытряхну. А может, и уборщицы твои штаны с бельем захватили?
Новиков вспомнил, что ему еще надо поговорить с директором гостиницы о номерах для остальных участников, а потом провести совещание с тренерами, и заковылял вслед за ними.
К вечеру он почувствовал, что вымотался до предела. Надо было бы остаться в гостинице и без хлопот переночевать в Планерной, но обещанный Фанечке разговор с сыном до сих пор не состоялся. Откладывать больше невозможно. И к соревнованиям надо прийти так, чтобы ничто не тянуло за душу.
2
Сквер посреди Тишинской площади был не самым лучшим местом для душевного разговора. Против рынка — стоянка легковых машин, дальше станция автобусов дальнего следования — жужжанье колхозниц с бидонами и дачников с авоськами, со стороны Грузинской неслись грузовики к Белорусскому, — улица нестрогая. Пыль, вонь бензина, хриплое голошенье радиорупора, так и не выключенного на опустевшем рынке, заглушаемое «Подмосковными вечерами» заскучавшего в ожидании автобуса гармониста.
Новиков сидел на лавочке рядом с сыном и не знал, как лучше начать разговор. Леня засмеялся.