Его перебивает высокий красивый старик с биноклем, висящим на шее:
— А где же мы там жить будем, Измаил Антонович?
— Жить? В краеведческом музее. Они потеснятся.
— А потом?
— Потом?
Я очень хорошо вижу, что отец и сам понятия не имеет, что будет потом, но он улыбается и говорит:
— Да в Москве! Все там же, в Измайлове.
Старик доверчиво кивает головой. Отец вдруг спохватывается:
— Познакомьтесь. Моя дщерь. Будет работать контролершей в местном театре.
Если бы я посвятила жизнь собиранию спичечных коробок, он с такою же гордостью сообщал бы об этом встречному и поперечному.
Ветераны уже освоились с беженским бытом. Старушка, приподняв вуалетку, пьет воду из жестяного чайника, лысый старик пишет письмо, пристроившись к чужому чемодану, бывшая балерина вяжет чулок из толстой белой шерсти.
Среди дня тихо и безболезненно умирает старичок с биноклем. Умирает во сне. Врач, оказавшийся среди пассажиров, считает, что это сердечный спазм. Прилег человек неудобно, стиснули его корзины и вещмешки, сердце и отказало. При стенокардии так бывает.
Сколачивают подобие гроба из двух фанерных ящиков, пароход причаливает к маленькой деревенской пристани, потому что капитан заметил вблизи нее на откосе кладбищенские кресты. Матросы тащат гроб в гору, отец тоже подпирает ящик плечом, задыхается. Гроб ставят на землю.
Некогда было обрядить покойника. Он так и лежит в прорезиненном плаще, теплом шарфе, вместо подушки — клетчатая кепка. Отец беспокойно оглядывается. Какой-нибудь непорядок? Так и есть — он отламывает ветку от елки, растущей у соседней могилы, и кладет на грудь покойнику.
— Мы провожаем в последний путь гордость русского… — громко начинает он и не может продолжать.
— Мир праху, — наскоро заканчивает капитан.
По сходням отца ведут уже под руки. Усаживают на корме около стенки. Испуганные, взъерошенные, как воробьи, старики сбиваются в кучу возле него. Что за печальное скопище шляпок, искусственных цветов, горжеток, заштопанных перчаток! Я все стараюсь припомнить старый французский фильм, где такие же «бедные, но благородные» старички отправляются в далекое путешествие.
Смерть старого актера взбудоражила всех на пароходе. Пассажиры понемножку сбредаются на корму, расспрашивают, заговаривают. Но старички не очень-то общительны. Каждый думает о своем, о своей бесприютности, о немощах, о близости смерти. Может, и отец о том же?
Вдруг он встрепенулся:
— Так невозможно, товарищи! Если мы будем падать духом… На фронте погибают каждый день и если мы окажемся слабее.
Впервые я вижу, что он не в силах выразить свою мысль, стыдится штампованных патетических фраз.