С улыбкой выслушал ответную приветственную какофонию.
— Да, да. Друзья. И буквально через пару минут мы начнём наш вечер встречи. Сразу оговорюсь, я здесь не как великий князь, я выступаю не от имени императорской фамилии. Я такой же как вы гражданин империи — Пётр Романов, и хочу рассказать о том, что меня волнует именно в таком качестве. Но для начала узнаем сколько нас здесь собралось. Ну ка, — я вытянул руку вперед, обвёл ею трибуны, — девочки. А закричите так чтобы я вас услышал!
Слитный вопль, исторгнутый тысячами женских глоток, ударил по барабанным перепонкам и потреся головой, я поковырялся пальцем в ухе, со смехом произнёс, — Оглушили так оглушили. Ну а теперь парни. Давайте, покажите сколько вас. Ну же!
Ответом мне было затяжное молчание, а затем откуда-то послышалось приглушенное — А-а! — тут же потонувшее во всеобщем хохоте.
— Нет, нет, не пойдёт, — укоризненно погрозил я пальцем. — Неужели на трибунах только один парень присутствует? Ну ка девочки, кто сидит рядом, ткните несознательных граждан в бок, пусть хоть здесь громко заявят о себе. Ну, три-четыре!
В этот раз голосов было больше и хоть там присутствовали испуганные нотки, я демонстративно похлопал и произнёс, — Подбодрим наших скромников. А я, в свою очередь, обещаю, что к концу вашего вечера скромниками они не остануться.
* * *
Два часа. Два часа я как заправский стендапер задвигал идеи свободы равенства и братства, пересыпая их шутками, анекдотами и просто смешными историями. Иногда выдавал такие крамольные, по местным меркам идеи, что трибуны накрывала шокирующая тишина. Но стоило им, как говорится, понять и принять, как народ буквально взрывался криками. Откуда только умение взялось. Я буквально чувствовал настроения толпы и мог ею управлять.
Это был успех. Абсолютный и безоговорочный успех. Я не я буду, если после такого уходящие со стадиона парни не устроят оргию с энным количеством баб. Ну ничего, даже полезно будет.
Небрежно воткнув в стойку микрофон, с помоста я спускался опустошенный как морально так и физически. Но с гордо поднятой головой. Зайдя под трибуну почти без эмоций выслушал захлёбывающегося от восторга Рубенштейна, а в ответ только нетерпеливо спросил, — Слушай, где здесь туалет?
— Туалет? — пару секунд мужчина вникал в вопрос, но затем махнул рукой, показывая направление, — Вон туда, по коридору, почти в конце налево.
Кивнув головой, я немедленно направился туда. На клапан поддавливало прилично, но не бежать же на середине выступления, поэтому пришлось терпеть. Благо моя охрана посторонних под эту трибуну не пускала и очереди можно было не бояться.