Система геометрически жестких запретов, железной проволоки и решеток, именуемая режимом зоны, несла в себе зыбкость. Никто, ни администрация, ни заключенные не были уверены в своем положении, да и просто в том, что завтра останутся живы. Сегодняшний бригадир, по-местному, бугор, распорядитель десятков жизней и материальных благ вдруг оказывался доходягой в бригаде по сколачиванию ящиков, а удачливый жулик, одетый во все щегольски черное, за строптивость опускался в петушатник. Примеров тому была тьма, и только тот, кто всегда был напряжен и готов к отпору, имел шанс выжить и выдержать.
Но постоянное напряжение расслабляло, и человек, понимающий, что тишина обманчива, все равно поддавался мирному течению дней.
Очередным утром Виктор встал на проверку среди тридцати четырех уголовников из своей бывшей бригады на твердом асфальтовом плацу. Казалось бы, сплошные воры, мошенники, валютчики и налетчики, но если разобраться чуть глубже — среди них найдутся осужденные несправедливо, как сам Виктор, и вовсе случайные люди.
Обычно бригада Виктора шла одной из последних, но сегодня зэки облепили проход между жилой и промышленной зоной, как мухи. Вечно пьяному и злому с похмелья оперу пришла мысль усилить в очередной раз режим.
Виктор брел со скучающим видом, не ожидая подвоха от обычной внутренней проверки, когда взгляд «Режима» упал на него и два рослых прапора потащили его в карцер. Множество лиц, заполнивших темную камеру, поразили его каким-то непонятным внешним сходством и веселым ржанием, каким он был встречен. Ничего веселого в содержании в шизо не было, и факт поголовного веселья был странен и даже как-то походил на массовое сумасшествие.
— Сколько же усатых в зоне! — сказал один зэк, по виду жулик, другому, и тут Виктор ощутил просветление. Что-то он слышал о новых завихрениях «Режима», который еще на прошлом активе колонии заявил, что более не потерпит усатых в зоне, потому что в случае побега зэк может сбрить усы и изменить таким образом внешность.
Тем временем дверь в трюм открылась и «Режим» — лейтенант Голиков появился на пороге.
— Первую десятку — в парикмахерскую!
Ах зона, зона! По прихоти пьяного придурка сбривать усы, знак дотюремного гражданства на лице, придающим благообразность безобразно бритой голове. Только спорить зэку бесполезно. В черед в последнем сборе усатых пошел Виктор под конвоем прапоров к парикмахеру, который тупой казенной бритвой сбрил усы.