Гордость растет и горит как звезда, —
Даже у тех, кто не только деревни —
Видел богатых краев города.
Знаю: вы ждете с сомненьем ответа.
Я ведь недаром один из таких.
Что ж, я отвечу, как должно поэту
В лучший его и прекраснейший миг.
В юности звонкой и детски-беспечной
Юному было так ясно уму:
Есть в этом мире великое Нечто,
И человечество — имя ему.
Лучшая часть его — это, конечно,
Избранный богом великий народ,
Был он, избранник, предметом извечным
Божьих особых и теплых забот.
Дело одно у всесильного бога —
Думать любовно о благе людском,
Ну, и, конечно, особенно много
Думает он о народе своем.
Каждый к нему припадающий в плаче,
Болью, сомненьем и горем томим,
Гордый, смиренный, слепой или зрячий —
Все, кто страдают, — равны перед ним.
Всем он ответит любовно и скоро.
Клятву народу он в древности дал:
«Имой онойхи бецоро»,
Что значит —
«С ним я в несчастье и горе всегда».
Так, созерцая мирские просторы,
Думал поэт в молодые года…
Позже познал он бесплодность молений,
Боль обреченности, слезы во сне,
Сладость сочувствия, горечь сомнений —
Всю бесконечную тяготу дней.
Позже он понял всю глубь и безбрежность
Радостной гостьи земли — красоты,
Понял любви неизбывную нежность
В людях невидных и детски-простых,
Понял всю радость и всю неизбежность
Жертвенной боли во имя мечты…
Ах, как любили поэты в экстазе
Старых историй и сказок игру!
Тяжек старинных историй и сказок
Оловом прошлого налитый груз…
С тайным злорадством вы ждете ответа,
Вам наша гордость смешна и чужда,
Знаю, у вас там давно уж одеты
В гладкий асфальтовый плащ города.
Был я в германской столице однажды,
Солнце сгорало в закатной тиши,
Мимо тянулся блестящий и влажный,
Ровный асфальт, ослепительно сглаженный
Быстрым шуршаньем бесчисленных шин.
Улица Бисмарка в шумном Берлине
Лучшей из улиц считалась всегда,
Тянется лентой, блестящей и длинной,
Улица эта на запад — в Потсдам.
В прежнее время воинственной славы
Праздником был ежегодный парад.
Улицей Бисмарка двигались лавы
Бравых и стройных немецких солдат.
И, осиянный величьем монаршим,
И в форме военной, подтянут и прям,
Шел во главе их торжественным маршем
Кайзер Вильгельм из Берлина в Потсдам.
Там, среди вежливых граждан Берлина
Слушая их горделивый рассказ,
Понял я все и запомнил отныне,
В чем назначенье асфальтов у вас.
Слышите ль вы, как по глади асфальта
Грозно шагает под грохот и вой
Кровью людской неповинною залитый
Призрак прошедших и будущих войн?
Помните ль вы, как тяжелым раскатом
Грянула в прошлом над миром война?
Первое августа — страшная дата,
Будущих схваток зловещий сигнал…
Мы лишь недавно асфальтом покрыли