Ширь и просторы башкирских полей…
Вести из Киева всё тяжелей.
Дёма-река, поплавки и леса.
Юности слышатся в них голоса.
С детства по-русски учась говорить,
Я научился природу любить.
О рыболовстве, о заводях рек
Память в душе сохранил я навек.
Дед мой — он был не помещик Багров
Он не имел ни земли, ни коров,
Не было в доме почтительных слуг,
Сам он работал, забыв про досуг.
Часто, бывало, приказывал мне
Он поплясать на занывшей спине.
Нравилась мне исцелителя роль:
Я успокаивал острую боль…
Что ж между внуком Багрова и мной
Общего было? Так спросит иной.
Общей была и любовь, и печаль:
Было мне бедного мальчика жаль.
Книги читая, я плакал над ним, —
Горько страдавший, он стал мне родным.
Мать обожал и мечтал он о ней,
Глядя пытливо на мир и людей.
В сердце его жили боль и тоска —
Вот чем судьба его многим близка!
Светлые чувства, владевшие им,
Он передал поколеньям другим,
Чтоб и потомки, берясь за перо,
Мыслью и словом творили добро.
Здесь, где в тиши полей спокойно села спят,
Я увидел тебя, далекий Ленинград.
Болезненный твой свет ворвался в мой покой,
И сжалось сердце вдруг смертельною тоской.
Великий город мой! Я слышу в этот день
Шаги твоих детей по тропам деревень,
Прозрачны лица их, в них и кровинки нет,
Но все ж их озаряет твой негасимый свет!