В самолете уже не юная стюардесса, обернутая серым пуховым платком на бедрах, разносила на подносе кислые леденцы. Пассажиры зачем-то набирали их горстями — ну, да, а почему бы и нет, если бесплатно?
Самолет покатился по взлетной площадке, поревел и взлетел. Прощай, Благовещенск, тебя я больше не увижу.
Сопровождавшей оказалась вроде бы незнакомая медсестра из Второго отделения. Возможно, она была всего года на три — четыре меня старше. Проснувшись утром под Красноярском, я все же вспомнил, где ее видел. Это была «любовь» Астраханцева из Пятого отделения — незаслуженно пострадавшая от его любовных пассов Джульетта.
Джульетта вела себя сначала довольно скованно — что было неудивительно. Вероятно, она получила некие строгие инструкции. Периодически просыпаясь в полете, я всякий раз видел ее недреманое око.
В Красноярске нам предстояла пересадка, причем долгая — до самого вечера. Позавтракали в кафе аэропорта, и никто никогда в аэропорту Емельяново не ел с таким аппетитом сосиски с засохшей гречневой кашей, как я.
Допивая чуть теплый растворимый кофе из граненого стакана, вспомнил деталь освобождения из Владимирской тюрьмы Юлия Даниэля. Тот попросил остановить машину у придорожной забегаловки выпить кофе и, отпив глоток, сказал:
— Вкус свободы.
Интуиция поэта не подвела — тот горько-кислый вкус дешевого растворимого кофе был вкусом нашей свободы. Сам Даниэль испил ее до дна: свою следующую жизнь он провел в тусклом городишке Тарусе, не имея права жить в Москве.
Да, это была почти свобода. Никаких «руки за спину», или «встать лицом к стене». К полудню Джульетта заскучала и предложила пройти прогуляться по сосновой роще возле аэропорта. Я бросил сумку в зале ожидания, мы пошли гулять по снежным тропинкам среди высоких деревьев. Если бы кто-нибудь посмотрел со стороны, то, наверное, подумал бы, что гуляет влюбленная парочка — на самом деле по лесу в одиночестве бродили медсестра психбольницы и особо опасный сумасшедший.
В самарский аэропорт Курумоч мы прилетели ближе к полуночи. Там что-то, как обычно, не сконтачило — нас никто не встречал. Мы отправились в аэропортовское отделение милиции, стоявшее рядом с аэропортом. Пока Джульетта вела переговоры с МВД, я сидел в коридоре, где висел телефон-автомат. Он оказался городским и работал без двушки. Набрал номер родителей, трубку взяла мама, она тут же расплакалась, говорить было невозможно — и мне тоже.
Потом появился милицейский уазик, в его холодном чреве пришлось проехать почти 50 километров до города (сопровождавшая устроилась рядом с водителем в кабине в тепле). В приемном отделении психбольницы — также вместе с милицией — сидела какая-то женщина. Она была в ступоре, не двигалась и не отвечала на вопросы. Моя сопровождавшая, уже вымотанная суточным перелетом, со скандалом заставила дежурного врача оформить меня первым, после чего исчезла, не сказав «до свидания». Впрочем, снова свидеться в Благовещенске было бы кошмарной перспективой.