Она была почти рядом с чужаком, когда он наконец откашлялся и прозвучал.
— Девочка! — сказал он, оказывается, с насмешкой. — У тебя все дома? Или некоторые уехали за границу?
— У меня комплект, — ответила Алка.
— Пойди проверь! — засмеялся парень. — Очень подозреваю, что дома не все. Тебя, девочка, бросили на произвол судьбы. Бедняжечка ты записанная!
И он ушел со своим последним словом, высокий парень с выгоревшими волосами, с большими глазами, которые чуть-чуть и могут сойти за выпученные, широкоплечий, узкобедрый, потрясный парень, если разобраться, ушел от нее, как от собаки из подворотни, которая взяла и облаяла. Она идиотка, хамка, и от нее надо бечь. Что и было сделано.
— Там какой-то тип ходил, — сказала она Мишке. — Я в первую минуту на него накинулась… Мало ли… Лес…
— Так мы же рядом! — ответил Мишка.
— Забыла! — ответила она. — Я про вас забыла.
Ей уже не хотелось гулять. Она продолжала видеть спину, которая от нее уходила. Ей хотелось догнать ее и вернуть в то самое место, с которого все началось. Он ведь просто шел мимо, увидел девочку за кустиком, остановился, чтоб ее не спугнуть. Как она должна была себя вести в этом случае? Смутиться, как всякая порядочная…
Ну ладно, смутилась… Дальше?.. Дальше у нее не получалось… Дальше снова и снова возникал карлик, потому что без него она не знала, что делать. Случилась странная задача, которая решалась только не правильно. Правильного решения она не имела.
— Не те слова! — сказала она себе, и Мишка, естественно, услышал. Во саду ли, в огороде, если она была рядом — он слышал только ее.
— Какие не те слова? — спросил он.
— Миш! — сказала она ему. — Ты не лезь мне в пупок, ладно? А то плохо кончится…
— Понял, — ответил он. И она поняла, что ненавидит его люто. За это самое — «понял», за это «всегда готов», за это «как скажешь».
Алка встала и пошла.
— Гуляйте без меня, — махнула она рукой всей компании, но опять же… Мишка возник и, как ординарец, пошел слева и сзади. «Я его сейчас убью», — подумала Алка, но, повернувшись, сказала:
— Миш! Ну я прошу тебя… У девушки маниакально-депрессивный психоз… Ей надо в темную комнату…
— Иди, разве я тебя держу? — ответил он. — Я тоже иду домой. Разве нам не по дороге?
Так они и шли. Как бы вместе и как бы поврозь. Но карлик стерпел это насилие над собой и смолчал.
Хорошо, что бабушки не было дома. Алка села в скрипучую качалку, оставшуюся на терраске с доисторических времен, когда на этом самом месте жил один большой сталинский начальник — его дача и сейчас стоит в центре, витиеватая, ажурная, стеклянная… В ней сейчас коммуналка дачников. Бабушке подфартило получить комнатку с терраской в доме для челяди. Алкина мама как-то сказала, что в нашей стране выгоднее наследовать от челяди, а не от хозяина: так, мол, устроен русский характер. Алка с матерью соглашается с пятого раза на шестой, даже если та права. Она не согласна с ней не по деталям — по сути жизни, а значит, и слова ее изначально для нее несущественны. Но вот в разговоре о хозяине и челяди (Господи, да что они ей — эти птеродактили?) она как бы ухватила мысль и как бы стала перебирать пальцами. И она ей показалась ничего. Было интересно определять людей по основополагающему признаку: а ты кто в жизни? Из хозяев или из челяди? Кому из потомков подфартит больше?