Нас не видел никто — кроме пьяной и многочисленной юнкерской братии. Но уж за них я был спокоен: вряд ли даже Куракину пришло бы в голову болтать лишнее, кому не следует.
И самое главное — плевать я хотел на какие-то там пересуды, недовольство деда и прочую ерунду. Сегодня уж точно. Графиня определенно стоила всего этого — и даже больше. Не то, чтобы я так уж успел истосковаться по женской ласке, но это было…
Чудесно? Определенно не самое подходящее слово.
Горячо? Еще как.
Исступленно, на всю катушку, до отсечки, до дрожи во всем теле? Уж точно.
Странно, местами даже не грани? Пожалуй…
И все-таки я не отказался бы повторить все это снова — несмотря на исцарапанную до крови спину. Ткань рубашки при каждом движении задевала опухшие борозды, оставленные безупречным маникюром Гижицкой, и тело ощущало будоражащую боль. Но даже это… нет, конечно, не приносило удовольствие — и все же дополняло прошедшую ночь до чего-то особенного, целостного.
Как и то, что Гижицкая отправила меня восвояси даже до того, как за окном начало светать. Не выгнала, не попросила уйти — но ясно дала понять, что наше внезапное приключение подошло к концу. Видимо, графиня почувствовала себя живой в достаточной степени, чтобы, наконец, лечь и как следует выспаться.
Я не возражал — скорее наоборот, почувствовал то ли облегчение, то ли просто долгожданный покой. Мне еще предстояло как-то “переварить” все случившееся, и куда проще было бы заниматься этим в одиночестве.
Выйдя на улицу, я поправил ворот и втянул носом воздух. Холодный, почти без запаха: до зимы было еще далеко, но по ночам уже как будто чуть подмораживало. “Астон Мартин” Гижицкой стоял чуть дальше по улице на обочине и тускло поблескивал фарами в свете фонарей, словно приглашая прокатиться. Но я бы не стал — даже останься каким-то чудом у меня ключи. Обстановке не то, что располагала — настойчиво требовала прогуляться пешком. Спокойно, не торопясь. Сначала до Невского, свернуть налево, перейти улицу…
Но стоило мне сделать буквально пару шагов, как дорогу мне перегородила огромная темная фигура. Я не заметил соглядатая в утреннем полумраке — он то ли удачно укрылся в тени здания, то ли прятался под каким-то хитрым маскировочным заклятьем.
Без лишних раздумий я выставил Щит и тут же сложил пальцы на свободной руке, заряжая Серп. Не медлительного Горыныча или сравнительно безобидную Булаву, а полноценное боевое заклятье. Чтобы ударить без всяких там предупредительных “выстрелов в воздух”.
Но драться не пришлось.
— Тихо, тихо, Сашка! Свои…
Андрей Георгиевич отступил на шаг, выставляя вперед ладони. Я вдруг подумал, что не стоило ему выпрыгивать на меня вот так, без предупреждения. От неожиданности я вполне мог ударить бы ударить со всей силы.