Облокотившись о стену пристройки, я наблюдал за ними издалека, не выходя из тени. Мелкой среди детей не было, что немного напрягало. Единственный фонарь над лавочкой мерно светил желтоватым светом.
Когда настоятельница закончила читать, дети принялись радостно галдеть, задавая вопросы. Следом послышались жалобные голоса и ворчание. Я ухмыльнулся про себя. Никто не любит рано ложиться спать. Ведь еще столько интересного можно встретить на пожелтевших страницах книг.
Гораздо более интересного, чем старая кирпичная кладка стен церкви, да мозаичные дорожки из разноцветного стекла под ногами.
Но Агнесс была непреклонна и быстро загнала детей во внутренние помещения. Я продолжал стоять, облокотившись о стену. Черный свисал с карниза вверх ногами. Затем его голова повернулась на сто восемьдесят градусов, показывая мне клыкастую ухмылку.
— Не смей, — прошептал я. — Не в этом месте. Порву.
Черный открыл было пасть, затем захлопнул. Обиженно посмотрел на меня и стек с карниза. В буквальном смысле стек, превратившись в кучу черного дерьма с алыми прожилками. Намек понят, но мне плевать.
— Тебя тоже касается, — произнес я ухмыльнувшемуся Восьмерке.
Но тот и не собирался ничего комментировать, поэтому просто пожал плечами и продолжил накидываться из своей бесконечной фляги. Тоже говнюк, знает же, как мне завидно.
Вскоре вернулась Агнесс, ведя под руку мелкую. Та послушно плелась следом, уставившись перед собой. Настоятельница посадила ее на лавочку, где сама недавно сидела. Девочка тут же достала из-за пазухи небольшую книжку, открыла и уставилась в содержимое.
Агнесс направилась в мою сторону, а я не отрывал глаз от мелкой. Она читает или просто разглядывает картинки? Отсюда было не понять. Но страницы она перелистывала медленно.
— Спасибо, что подождал, Восьмой, — произнесла Агнесс, подойдя ближе. — Дети и так напуганы вчерашними взрывами. Ни к чему им новые волнения.
Я молча кивнул, разглядывая мелкую.
— Это ведь ты был, да? Клановые приходили, предупреждали.
Я снова молча кивнул. Почему-то картина читающей мелкой, сидящей на скамейке в свете единственного фонаря, вызывала у меня странные чувство. Какое-то тепло зарождалось глубоко внутри. Странно.
— Как она? — наконец спросил я.
— Оби? В целом хорошо.
— Оби? — удивился я.
— Да. Пожилой джентльмен сказал, что так ее зовут. Который привел девочку. Хоть на имя она никак не реагирует. Но она вообще мало на что реагирует.
— Оби, — повторил я.
Ну да. Как-то ведь надо было ее называть. Не объектом же номер один? Пусть будет Оби. Хотя надо бы по-хорошему у нее самой спросить, вдруг у нее уже есть имя. Да только вот…