Кроме политики (Толстых) - страница 30

— Скажи, Софи, разве помимо мускулистости и высокого роста в мужчине нет ничего достойного? Чем ещё я тебе не подошёл? Скажи мне как на духу, чем?

— У Алексиса больше не только статности, но и богатства. Не полагай дурное. Ты слышал, сколько у меня ухажёров? В мою пятёрку ты тоже входишь. Тебя я люблю чуточку меньше, но всё же люблю.

— Но пойми, мне не нужен твой гарем.

— Ты не посвящал мне стихи? Алексис тебя превзошёл. Я только что слушала и наслаждалась.

Соперник приподнял мужественный подбородок.

— Для вас, сударь, повторю.

Изгиб девицы страстной я обнимаю нежно,
Она осколком смеха пронзит тугую высь.
Качнётся купол неба, большой и звёздно-снежный,
Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
С восхода до заката руками тщетно машешь.
Ты что грустишь, бродяга, а ну-ка улыбнись.
И похититель девы всем вам галантно скажет:
Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
И всё же явим гордость, мы кавалеров вспомним,
Чьи вожделенны взгляды на сердце запеклись.
Мольбами их и вздохами мы свой карман наполним,
Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

— Бродягой вы называете меня?

Завидный соперник красноречиво молчал.

— Почтенный господин директор, я не разумею, на какие деньги вы гуляете с Софи? На какие деньги с ней гуляет ваше благородие?

Добровольский простёр руку вдоль площади.

— Видите трамвай?

— Нет.

Просветлившийся Тимофей обмер, осознав всё произошедшее. Едва он закрыл ладонью изумлённые глаза, раздался нежданный, но долгожданный звонкий смех. Софи вновь сияла неописуемым очарованием. Несостоявшийся жених отнял ладонь, но явившаяся взору картина оказалась не лучше. Милая резво поцеловала господина Добровольского в щёку. Единственный путь Тимофея вёл его к Малой Бронной, и в скором времени в противоположную сторону шествовала страстно влюблённая пара, которой сам Тимофей был особо не нужен.

В похолодевшей руке отвергнутого лежала ладонь гимназиста, что больше не выглядело нарушением субординации. По равнодушным улицам шли товарищи по несчастью, две родственные души.

Двадцать второго сентября, в воскресный день, Сергеевский мерил шагами комнату доходного дома. Перешедший в пятый класс Зайцев сидел за столом, подперев щёку, и страдал. За минувшие шесть недель учитель узнал, что мечтой Софьи было стать из обычной интеллигентной барышни знаменитой светской дамой. На генерал-губернаторском балу девицу-красавицу увидели те, кто доселе знал Софи только по фотокарточкам. Господин Добровольский гордился своей возлюбленной, о которой каждый слышал, что красота её словно намеренно сотворена для вечернего платья.