На рабочем столе Премьера промелькнула книга с именем Победоносцева на обложке. Судя по обмолвке, он изучал статью о сущности западной демократии. Для беседы с Пуришкевичем самое то.
Забегаю вперёд. В саквояже лежал паспорт с пустыми строками, но вначале он пока мне не требовался. В самый первый день (пятница, 30.08(12.09)1902 г., у нас 11 февраля нынешнего, двадцать первого) предстояло воссоединение с другом и думским коллегой, который за долгие годы (с августа 2014) вполне мог меня забыть. В крайнем случае встреча прошла бы по типу того же «Толстого и тонкого».
Дворецкий Прохор Мартынов служил в Париже при подлинном Глебатине (не все сорок лет), но героя записок не разоблачил. Свою должность совмещал с работой шеф-поваром. Понятно, что жили они оба не в том Париже, где крыса готовит рататуй.
Так или иначе, дворецкий поджидал у дверей личного помещения Важной Шишки (под девизом «Способен не на всё, но на многое»). При моём появлении он доложил, что чиновник особых поручений опять таращит глаза. К чему бы это? («Я не шкаф и не музей хранить секреты от князей». Отмечу, что Глебатин скоро станет ни много ни мало светлейшим князем.) Уходя прочь, Прохор состроил удивлённую физиономию. Как будто удивлялся самому наличию В. Н. Андреевского в подчинении у господина. Раз жил в Париже, значит, сам всё видел. Во всяком случае, по официальной версии.
Полуминутой раньше дворецкий сообщал, что действительный тайный советник слушают некую музыку. Здесь будет не лишним рассказать вам, как в дни нашей дружбы Ломанов вспоминал молодость. В конце лихих девяностых он только-только окончил школу. Своему былому хобби будущий депутат посвятил песню.
Стрелка
Стрелки шум, что забивал я,
Звук волын ласкает слух.
Стрелка многим показала,
Стрелка многим показала,
Что такое прах и дух!
Бамц! Бамц! Бамц! Бдыщ! Уноси готовенького.
Бамц! Бамц! Бамц! Кто на новенького?
Кто на новенького?
Кто на новенького?
Подходите. Ну, ближе, ближе.
Вам урок преподнесу.
Фраеров насквозь я вижу,
Фраеров насквозь я вижу,
Зарубите на носу.
Бамц! Бамц! Уноси готовенького.
Бамц! Бамц! Кто на новенького?
Кто на новенького?
Ну? Кто на новенького?
За границей идиоты
Врут. Но мы не на войне.
И быть может, скоро кто-то,
И быть может, скоро кто-то
Наплетёт и обо мне.
Бамц! Бамц! Бамц! Уноси готовенького.
Бамц! Бамц! Бамц! Кто на новенького?
Кто на новенького?
Кто на новенького?
<и т. д., и т. п.>
Когда пространство перед дверями опустело, я вошёл в апартаменты (с английским замком), на всякий случай прикрытые занавеской до самого пола. За границей между общим и приватным кое-что находилось, без вопросов. Знакомый хриплый голос пел не менее знакомые строки: