И Незримова отпустили. Но когда дело вынесли на общее комсомольское собрание института, Эол подумал: нехорошо бросать Колю одного в море обвинений, метнул свой спасательный круг:
— Товарищи! Я считаю, что должен в полной мере разделить участь Рыбникова. Ему выговор и мне выговор. Если его без стипендии оставите, то и меня тоже.
— А почему это вы решили, что дело обойдется выговором? Я предлагаю за подобные шалости исключать из института, — гремел ректор. — Кто за то, чтобы исключить студентов Рыбникова и Незримова?
Встрял Герасимов:
— Товарищи! Предлагаю все-таки на такие меры не идти. Рыбников — талантливейший актер, в нашей мастерской он лучше многих. А Незримов готовится снимать дипломную работу о героизме советских бойцов во время Финской войны. Получено разрешение от самих маршалов Ворошилова и Тимошенко, чтобы актеры исполнили их роли в этой постановке.
И Эола ему удалось отмазать, а вот Колю исключили. Впрочем, втихомолку Аполлинариевич сообщил ему, чтобы снова в петлю не лез:
— Временно, ненадолго. Должны же мы отчитаться перед органами, что меры приняты. Скоро восстановишься.
Вскоре Рыбникова и впрямь восстановили, Герасимов даже дал ему малюсенькую роль в своем новом фильме, но без указания в титрах. Да, собственно, какая там роль! На свадьбе выпляснулся на втором плане и потом стакан поднял и запел где-то совсем уж на задворках экрана.
В съемках картины «Сельский врач» участвовали многие бывшие и нынешние студенты Мамы и Папы, в основном, конечно, актеры, благо снимали недалеко от общаги — в Четвертом Сельскохозяйственном проезде, на студии имени Горького. Кроме Коли, в эпизодиках маякнули Володя Маренков, Колька Сморчков, Кларка Румянова да Алька Румянцева. Молодых режиков тоже задействовали, пусть поучатся у своего мастера. По очереди шастали на съемочные павильоны — и матерые, прошедшие войну Сегель с Ордынским, и подающие большие надежды Кулиджанов с Незримовым, и серенькие Бобровский с Кавтарадзе, и совсем блёклые Махмудбеков с Хачатуровым, да всякие румыны и болгары — Мирчо, Янчо, Вовчо, Гочо. Еще имелся в наличии один монгол и даже один индонезиец.
Незримов внимательно следил за съемками и разочаровывался в мастере. Он видел, как Герасимов после «Семеро смелых», «Маскарада» и «Молодой гвардии» идет не вперед, а назад. Не представлял себе, что скажет, когда тот спросит: «Ну как тебе картина?» А сей миг неумолимо приближался. И вот перед Новым, 1952 годом Герасимов показал фильм узкому кругу в Народном доме на Васильевской улице. Все, конечно, выражали восторг. От хищного взора мастера увильнуть не удалось: