Больная сидела, прижавшись спиной к стене, в расширенных глазах плавала боль. Пася забрала ребёнка, передала Арчену. Расшнурованное платье спустила до самого пояса. Теперь было видно, что левая грудь распухла чуть не вдвое против правой, сосок втянуло внутрь, а под соском расплылось тёмное пятно.
— Видишь, — сказала Пася. — Там страшенный нарыв. Припарками его не вылечишь, надо вскрывать, выпускать гной.
Представить такое Арчену показалось невозможным, но он сказал:
— Давай я оттяну кончик твоего ножа. Ты только покажи, какой формы он должен быть.
— Не… Ножом человека проткнуть много ума не надо. Нож мёртвый, какую форму ему не придай. Тут тоньше надо делать. Ну, милая, терпи, сейчас будет больно.
Пася обхватила больную грудь пальцами правой руки. Пальцы удлинились, тонкие, словно на птичьей лапе, с острыми когтями. Недаром обыватели всех стран почитают лекарок ведьмами. Ноготь на мизинце вонзился в грудь. Женщина застонала. Показалась большая капля тёмной крови, а следом хлынул гной.
Лицо больной, только что красное, мгновенно побелело, жар упал в одну минуту. Пася, словно всю жизнь только этим и занималась, вычистила рану, из которой потекла чистая, светлая кровь, ввела в прокол турунду, смоченную настоем пастушьей сумки, следом наложила кашицу подорожника и под конец влажные листья мать-и-мачехи.
— Вот и всё. Теперь тебя осталось выздоравливать.
— Век поминать буду, — слабо произнесла женщина.
Вот так. Лекарке и спасибо говорить нельзя.
— Ты слушай, — сказала Пася. — Мы сейчас уйдём, так ты до завтра рану не трогай, а там вытащишь турунду, промоешь рану настоем ромашки и снова положишь свежие листья. После эликсира у тебя всё заживать будет мигом. Но больной грудью девочку не корми хотя бы неделю. Молоко сцеживай хорошенько, чтобы нового воспаления не заработать. Всё поняла?
— Поняла.
— За ребёнка не бойся, у тебя теперь молоко целебное. Девочку-то зовут как?
— Никак.
— Это ещё почему?
— Я думала, она умрёт вместе со мной, а если умирающему младенцу дать имя, то он снова родится к новым мучениям. И я решила, пусть она навсегда умрёт без имени.
— Что?! Да ты погляди, какая девка замечательная! Её оглоблей не убьёшь. Жить она будет долго всем на зависть. Имя ей — Хана. А как повзрослеет, станут её называть Пуханой. Это тоже поняла?
— Ну, конечно, как же я сразу её не узнала?.. Хана, Ханочка, доченька моя…
— Идём отсюда, — беззвучно сказала Пася. — Дальше она сама.
Они пошли по пыльной дороге. Через несколько шагов Арчен спросил:
— Что такое оглобля, которой Хану не убить?
— Это, — ни на секунду не замешкавшись, ответила Пася, — штука такая, специально убивать скверных девчонок, вроде меня.