Шварцман вспомнила, какое впечатление произвели на нее работники Спенсера. У него были те же кухарка и экономка, те же садовник и водитель, что и несколько лет назад, когда он в двадцать один год купил этот дом. Спенсер не увольнял людей за неподчинение. Он наказывал их тем, что лишал возможности уйти.
В этом смысле его жена ничем не отличалась от них.
В ту ночь она крепко спала. Младенец тоже уснул, устроившись так, что ни крошечные ступни, ни локотки не касались ее чувствительных органов. Она спала, положив руку на живот, как делала, начиная с третьего месяца беременности. Кстати, ее беременность, похоже, умиротворила даже Спенсера: он реже отсутствовал; они чаще ели дома и вместе обсуждали оформление детской комнаты. Казалось, он привыкал к будущему отцовству.
Да, наверное, Спенсер мог бы стать тем человеком, которого все видели вне дома. Любящим, харизматичным. Он уже добился успеха в жизни. Его интеллект, увлеченность делом, способность к стратегическому планированию — все это говорило само за себя. Работая в банке, он уже достиг многого.
В ту ночь Спенсер отсутствовал, отмечая не то слияние, не то начало партнерства, — Анна не знала, что именно. Но ей было интересно это знать. Ей нравилось иметь дело с большими цифрами. Однако, как он часто напоминал ей, она даже не закончила колледж и поэтому ей больше подходило рисование, нежели расчет прибылей и расходов.
В какой-то момент хлопнула входная дверь и разбудила ее. Стекла в комнатах вздрогнули, а вместе с ними и она сама.
Бо́льшую часть событий той ночи Анна помнила ясно и четко, но после дребезжания стекол воспоминания походили скорее на разрозненные снимки, чем на фильм. Сильнее всего ей запомнилось, как она прижала к груди Спенсера ладони, как боролась с ним. Его лицо побагровело, с губ летела слюна. Он развернул ее и швырнул через комнату.
Анна налетела животом на его туалетный столик, разбив при этом пузырек одеколона «Гуччи», запах которого отныне всегда будет напоминать ей о смерти. Она помнила ощущение крови и околоплодных вод, как все это, словно густой теплый суп, стекало по ее ногам на бледно-желтый ковер. Она видела, как на нем уже собралась лужа.
Анна пыталась дать картинам той ночи исчезнуть. Она уже переживала их слишком много раз.
Боль от удара, когда она налетела на туалетный столик, от того, как ей в живот с силой врезается мраморная столешница. Ощущение, что все внутренности бьются о позвоночник. Анна знала с абсолютной уверенностью, что именно этот, третий удар в живот убил ее будущую дочь. А вид крови остался с ней навсегда…