— Этот оригинал сильно ли пахнет? — спросил задумавшийся медик.
— Да.
— А копия?
— Тоже!
— Пан комиссар, — сказал медленно Пидгирный. — У преступник может быть аллергия на интенсивный запах цветов, и могло у него возникнуть резкое потрясение. Вот, что сопровождает такие реакции: кожа становится в огне, глаза сильно болят и слезятся, насморк заполняет нос, а язык разбухает и превращается в кляп… до этого анасарка.
— Я филолог, но латынь медицинскую хорошо не знаю…
— Отек, а тут имеем отек Квинке, — медик посмотрел на Попельского с неким удивлением. — Выглядит это все так в хронологическом порядке: сдавление, удушье, обильный пот, потеря сознания, судороги, а в конце концов… здесь слушайте внимательно! а в конце…
Подождали некоторое время, пока пройдет их пожилая женщина с маленькой девочкой, держащейся сбоку от нее.
— …бессознательное извержение кала или мочи или обе эти вещи одновременно!
— Встречали вы когда-нибудь такого человека аллергика? Это может ли быть Фердинанд граф Незавитовский? Или можете вы тут нарушить врачебную тайну?
— Комиссар, — Пидгирный цедил слова с холодной твердостью, — заявляю вам со всей силой, что в этом вопросе я поступился бы этикой и нарушил бы врачебную тайну. Но на самом деле, и добавлю: к сожалению, никого такого никогда лично не встречал и не видел.
— А кто таких лечит? Врач какой специальности?
— Атопии, потому что так называют различные аллергические реакции, пытаются лечить лучами Рентгена или легкими электроразрядами. Насколько я знаю, такие процедуры выполняют на Кульпаркове, а также в нашей университетской клинике нервных болезней. И здесь, и там, предупреждаю ваш следующий вопрос, не предоставляет вам каких-либо списков пациентов. Думаю, что прикажет им это прокурор, судья следственный или руководитель львовской Медицинской палаты. А теперь прошу меня простить…
— Еще одно, доктор, — сказал быстро Попельский. — Были ли на теле или, лучше, в теле ребенка какие-то следы, свидетельствующие о насилии, об изнасиловании?
— Нет. Ни на теле, ни в области половых органов не было никаких дополнительных повреждений, которые могли бы свидетельствовать о насилии в отношении этой девочки, — ответил глухо медик.
Подал руку полицейскому и двинулся в сторону темного дома.
Комиссар стоял в задумчивости, не переживая за небольшую изморось, которая, раздуваемая ветром, оседала на его шляпе. Он думал так интенсивно, что не заметил полицейского патруля, который проходил мимо. Не дошло до него приветствие: «Доброе утро, пан комиссар!» Ни брошенный успокоенным голосом комментарий: «Смотрите, братья, этот дворник из школы принял нашего Лыссого за советского шпиона!»