— Я обещаю, что это в последний раз, — забулькал Попельский, как будто это его наполняла плохая водка, — так вас презираю…
— Скулящий пес. — Ханас улыбнулся и похлопал Попельского по горячей щеке. — Хороший пес, уже не будешь лаять на хозяина.
Гориллы Ханаса рассмеялись раскатисто. Граф Незавитовский, в котором бурлили две четвертинки водки, тоже фыркал слюной.
Рот Попельского дрожал. Верхняя губа открывала зубы. Это дрожание втягивало в движение весь его облик. Покрасневшая кожа головы как будто дряблая. Прошли под ней медленно небольшие волны. Потом все вернулось к нормальному состоянию.
— Ну, иди, иди. Вперед! — Ханас хрюкнул раскатистым смехом.
Попельский повернулся и боковой лестничной клеткой вышел в сад.
Обещание «последнего раза», которой он дал Ханасу, была почти дословно в скором времени утроена в трех разных местах во Львове.
— Это никогда не повторится, ваше сиятельство граф, — двадцать часов спустя заклинал шофер, стоя перед рассерженным и перекошенным от ужасного похмелья лицом Фердинанда, графа Незавитовского. — Я не брошу уже никогда машину за гаражом, и ни один мошенник не пробьет мне камеры!
— Обещаю, пан шеф! Это уже в последний раз позволяю себе такую небрежность, что не обращаю внимания на то, кто входит в клуб. — Уборщик бриджевого клуба выказывал в кабинете руководителя истинное отчаяние, а должен был очень постараться, потому что рулон пяти двадцатизлотых банкнот, которыми его вчера подкупил высокий парень в маске и в охотничьем костюме, наполнял его дикой радостью.
— Это был наш последний раз, — сказал Попельский на следующий день пани Казимирe Пеховской. — Я не люблю ни с кем делиться моими любовницами.
— Вы озвучиваете мне просто так свою волю. — В глазах Казимиры Пеховской показались слезы. — Как хозяин и владыка. А по какой причине? Потому что до вас имела другого любовника? А вы до встречи со мной были девственником? Пятидесятилетний девственник! — Она рассмеялась громко, пробуждая интерес у гостей за соседними столиками.
Сигарета дрожала в ее ухоженных пальцах. Свободной рукой накладывала нервно вуальку, пока та полностью затмила ее лицо. Из-за черного кружева обжигал Попельского ее взгляд.
Выдержал его почти минуту. Потом опустил взгляд. На мраморную поверхность столика, на десерт и на кофе. У него не было желания на окруженное рыхлым тестом яблоко, в полости которого плавал малиновый конфитюр. Не хотел пить ароматного кофе. Он хотел только одного — признаться своей случайной любовнице, что граф Незавитовский рассказал о своем с ней романе в настоящем времени, не в прошедшем. Но что это даст? Представил себе остальную часть этого разговора. Казимира наверняка упрекнет графа, падут с ее стороны обвинения против него — во лжи, в эротомании, в оклеветании бывшей любовницы.