Само по себе место это обладало огромной значимостью, да к тому же здесь можно было напиться и передохнуть несколько часов, если б он осмелился. Пескоходец знал, что приближение одинокого путника вызовет у дерева меньшие подозрения. Он приближался так, как велено было обычаями, ни слишком быстро, ни чересчур медленно, сохраняя выражение учтивой вежливости, и уже собирался было приступить к приветствиям, когда увидел сидевшую у корней дерева девушку. На коленях та держала ребенка.
На миг его взгляд перескочил с дерева на незнакомку, что было весьма неучтиво. Лицо у девушки было робкое, застенчивое, имело форму сердца. Едва ли она уже стала женщиной. Волосы были длинные (к чему Пескоходец тоже не привык) и чистые, ибо она вымыла их в пруду у подножия дерева и расчесала непослушные колтунчики пальцами, и ниспадали на ее коричневые плечи темной шалью. Она сидела неподвижно, молча, скрестив ноги, а ребенок с цветком в волосах спал, припав к ее бедрам.
Пескоходец церемонно поприветствовал дерево, испросив соизволения испить воды и пообещав не задерживаться сверх меры. Шелест листьев был ему ответом. Слов этих он не понимал, но, во всяком случае, гнева в них не слышалось. Он улыбнулся, показывая, что настроен дружелюбно, затем отправился к пруду и напился из него.
Он пил глубокими неспешными глотками, как дикий зверь, а когда напился и поднял голову от подернутой рябью глади пруда, оказалось, что рядом с его собственным отражением пляшет отражение девушки. Она смотрела прямо на него большими испуганными глазами, но держалась совсем близко.
– Доброго утра нашей встречи, – сказал он.
– Доброго утра нашей встречи.
– Меня зовут Пескоходец. – Ему явились мысли о путешествии в пещеру жреца, о клещевом олене и ложном фазане, и о Старом Мудреце. – Пескоходец-дальностранник, великий охотник и тенедруг.
– Мое имя Семь Девушек в Ожидании, – сказала незнакомка. – А это, – она с несмелой улыбкой указала на дитя, которого баюкала, – Много Розовых Бабочек. Я ее так назвала за ее крохотные ручонки. Когда просыпается, машет мне ими.
За свою недолгую жизнь Пескоходец уже видел множество новорожденных и знал, как мало из них выживают, но он улыбнулся и кивнул.
Девушка разглядывала пруд у древесных корней, само дерево, траву и цветы – одним словом, все, кроме лица самого Пескоходца. Он видел ее маленькие белые зубки – как снежные мыши, они выбегали из-под защиты губок и прятались снова. Ветер шевелил траву, рисуя на ней странные узоры. Дерево сказало что-то, чего он снова не понял – в отличие от Семи Девушек в Ожидании, как ему показалось.