– Нет. Я им не сообщила, – я пожала плечами. – Просто размер беды я даже под лупой не рассмотрела. Подумаешь – посуду помыть. Первый раз в жизни, что ли?
– То есть ты из бедняков, раз к черной работе привыкла?
Последний вопрос Ниллы немного удивил, поскольку прозвучал вообще без высокомерия, а с чистым интересом. В академии вообще по богатству людей делить не принято, да и сами они на моих глазах такую же работу делают и не считают ее зазорной. А среди них точно очень родовитые водятся. Потому спрашивала она точно не в желании насмехаться над нищетой – это другой случай. Именно по этой причине я ответила честно:
– Вообще-то, нет, моя семья считалась зажиточной. Мой отец был Первым Крылом – по-вашему, что-то типа губернатора или правителя отдаленной территории. А война из всех зажиточных сделала бедноту, из богатых – зажиточных, а из нищих – лесных разбойников.
– А кто вам виноват? – продолжила девушка-оборотень с нажимом. – Это вы нарушили мирный договор!
– Не мы, а бывший халиф, – поправила я. – Он был одержим идеей поднять Оланир за счет разрушения изнутри могущественного соседа. Нам же пришлось просто защищать свои дома, а там уже не до разбирательств, кто это начал.
Мой ответ ее непонятным образом устроил, однако Нилла зацепилось за другое:
– Ты сказала, что отец был – он погиб на войне? Я слышала про птичьи кланы – некоторые из них представляли серьезную угрозу для наших. Что же ты делаешь тут, оланирская шпионка?
Я с трудом не обернулась, не посмотрела на нее, остальные тоже притихли, ожидая моей реакции. И я понимала, зачем об этом спрашивают – пытаются выяснить, как много ненависти я привезла с собой из халифата. Подумала немного и ответила честно:
– Нет. Он умер, предотвращая природный катаклизм, в десятке дней пути от ваших армий.
Не стала добавлять еще немного правды: а до этого убил огромное количество ваших солдат. Воронова стая всего несколькими десятками своих останавливала целые отряды захватчиков – те даже к преддверию скал не добрались, не то чтобы войти в наши дома. И в действии моей родни не было ни капли политики. Но именно они и повернули всю политику вспять. Генералы поняли, что победоносное наступление будет спотыкаться о такие пороги – возможно, преодолимые, но ценой тысяч жертв своих же вояк. То есть весь Оланир захватить не выйдет, как они раньше собирались. Можно сравнять города с землей, можно испепелить весь центр страны, но по окраинам останутся Вороны или подобные им, которые на своей земле или в своем небе за каждую собственную жизнь заберут сотню вражеских. И хуже всего, что тем отсталым людям, способным выживать даже на голых камнях, плевать и на халифа, и на богатства, и на национальные интересы. Вот так одна из трех сторон, вообще меньше всего заинтересованная в переговорах, заставила остальные стороны начать дипломатические беседы. Халифа казнили – империя потребовала лишь этой жертвы, оставили у власти Совет Знающих, подписали новые мирные договоры и убрались восвояси. Собственно, с этого момента халифат официально больше так не называется, но нам-то с гор такие новости слышать непривычно, потому мы все еще говорим по старинке. Война закончилась нашим проигрышем – это факт, но и империя вряд ли может заявить, что она закончилась ее победой. Именно поэтому неприязнь будет сохраняться еще поколениями, ведь каждый помнит, сколько людей погибло, по сути, ни за что, за какой-то промежуточный результат «ни нашим ни вашим».