В десять часов мы решили заключить пари. Надо было написать на бумажке время, когда наш объект высунет нос из своего убежища, и тот, кто больше ошибется, заплатит другому по центу за каждую проигранную минуту. Херб уже протягивал мне клочок газеты, чтобы я написал на нем свое время, как вдруг на тротуаре возник Дон О’Нил.
– Отложим, – сказал я. – Это он.
Что бы ни предпринял сейчас О’Нил, все ставило нас в затруднительное положение, поскольку за это время швейцар уже успел обратить на нас внимание. Он даже попытался усадить в такси Херба какого-то пассажира, но получил от ворот поворот. О’Нил бросил в нашу сторону взгляд, и я вжался в угол, чтобы он меня не заметил. Потом он что-то сказал швейцару, и тот в ответ покачал головой. Хуже этого ничего не могло быть, разве что О’Нил направился бы прямиком к нам и увидел бы меня.
– Мы по уши в дерьме, – заметил Херб. – Он сядет в такси, и нам придется последовать за ним, а когда он вернется, швейцар сообщит, что за ним следят.
– И что прикажешь мне делать? – разозлился я. – Переодеться цветочницей и торговать на углу фиалками? В следующий раз ты сам разработаешь операцию. Кто знает, может быть, мы еще схватим его по обвинению в убийстве? Хотя мне лично кажется, что вся эта слежка за ним – пустая затея. Заводи! Он садится в такси!
Швейцар засвистел в свисток, и такси, следовавшее на юг, развернулось и остановилось у тротуара. Швейцар открыл дверцу, О’Нил сел в машину, и такси умчалось прочь. Херб нажал на газ, и мы тронулись с места.
– Это абзац! – проворчал Херб. – Полный абзац! С таким же успехом мы можем подъехать к нему и спросить, куда он направляется.
– Ты еще не знаешь, что такое абзац, – сказал я. – У него нет причин думать, что за ним следят, если его что-нибудь не спугнет. А вот тогда наше дело швах. Держись поближе, чтобы не отстать на светофорах.
Херб хорошо знал свое дело. Движение в воскресное утро было небольшое, нас разделяло всего две машины, когда мы следом за О’Нилом выехали на Сорок шестую улицу. Там такси свернуло налево, а через квартал, на Лексингтон-авеню, свернуло направо и через минуту остановилось перед вокзалом Гранд-Сентрал.
Нас по-прежнему разделяли две машины. Херб свернул направо и притормозил, после чего я незаметно вышел, скрытый припаркованным автомобилем, и ухмыльнулся Хербу:
– Ну, что я тебе говорил? Он хочет бежать! Увидимся на суде.
Как только О’Нил рассчитался с таксистом и направился в здание вокзала, я последовал за ним.
Я все еще не верил, что эта затея к чему-нибудь приведет. Лично я отправился бы отсюда в Гринвич на воскресную вечеринку с напитками и, возможно, игрой в покер. Между тем у О’Нила явно не было сомнений по поводу того, куда направиться, поскольку он прошел по длинному коридору, затем пересек главный вестибюль с уверенностью человека, имеющего перед собой определенную цель. Он явно не подозревал, что является объектом слежки. Наконец он свернул, но не к выходу на платформы, а к лестнице, ведущей к камере хранения на верхнем этаже. Я убавил шаг, не упуская О’Нила из виду, и спрятался за ближайшим углом. Отстояв очередь в несколько человек, О’Нил протянул квитанцию, и через минуту ему вручили какой-то предмет. Хотя я находился футах в тридцати от О’Нила, предмет в его руках меня сразу заинтересовал. Это был небольшой прямоугольный кожаный чемоданчик. О’Нил взял его и направился к выходу. Теперь вероятность быть обнаруженным пугала меня гораздо меньше, чем перспектива упустить О’Нила, и я буквально наступал ему на пятки. Внезапно он остановился, сунул чемоданчик под пальто, прижал поплотнее рукой и застегнулся на все пуговицы. А затем, вместо того чтобы вернуться к выходу на Лексингтон-авеню, он направился к выходу на Сорок вторую улицу и, покинув здание вокзала, повернул налево к отелю «Коммодор», где была стоянка такси. Меня он так и не заметил. После непродолжительного ожидания он сел в подошедшее такси и хотел было захлопнуть дверцу.