В этом пространстве я могла быть долго и не думать ни о чем. Иногда я украдкой рассматривала ее профиль и горько завидовала женщине, которая окажется рядом с Алиной. Я ненавидела эту женщину, потому что хотела быть на ее месте.
Темные большие теплые глаза Алины всегда смотрели на меня, и я успокаивалась, когда она была рядом. Я так долго запрещала себе рассматривать ее всю, что не сразу заметила ее руки. Но спустя два года после нашего знакомства я наконец их разглядела. Она сидела на кресле в моей маленькой кухне, в руке у нее была бутылка «Хугардена», мы отмечали ее возвращение из Израиля. Алина рассказывала что-то о Ливане и Грузии, а я тайком рассматривала ее. Сначала я увидела большие смуглые скульптурные ступни с выступающими костяшками и поразилась их красоте. Подумала о том, что если у нее такие красивые ступни, то, наверное, и руки очень красивые. Тогда я подняла глаза на ее руки. Ее широкая ладонь обнимала запотевшую бутылку пива, а на широком запястье была повязана какая-то веревочка. Больше всего меня удивил контраст, который создавали ее орехового цвета длинные пальцы, лежащие на светло-серой пивной этикетке. Она была как мастерски выточенная трость красного дерева. Алина поймала мой взгляд на ее руке, и я, смутившись, перевела глаза на пепельницу. Мне хотелось потрогать ее. Потрогать коричневую кожу с набитыми на плече черными татуировками. Потрогать курчавые черные волосы. Погладить ступни. Но больше всего мне хотелось положить в рот обе ее кисти. Мне очень хотелось облизать ее пальцы.
Слушая ее рассказ, я представляла, как эти руки гладят меня. Ночью я не могла заснуть: мысли о ней, о ее руках, которые трогают меня везде, не давали покоя. Я бродила в туалет, на кухню за водой и обратно в постель, думая о том, что эта женщина может ко мне прикоснуться. Когда я начинала представлять, как она снимает с меня одежду, подхватывает своей рукой, а потом прикасается к моей вульве, холодный спазм схватывал низ живота. Это было приятно и страшно одновременно. Я хотела быть с ней, хотела, чтобы она забрала меня к себе навсегда. На интуитивном уровне я понимала, что эта женщина – моя будущая жена и моя опора, но сначала нужно было прикоснуться к ней, понюхать ее и поцеловать.
Сегодня под утро на мой балкон прилетела огромная любопытная ворона. Я проснулась от скрежета ее когтей о деревянную раму балконного окна. Ворона клевала осыпавшиеся с деревьев семена. Она делала это очень внимательно и не заметила, как я медленно подошла к окну, чтобы лучше рассмотреть ее. Ворона выклевала все нежные шелушинки семян и стала осматривать балкон. Сначала она заметила, что на стремянке в глубине балкона стоит пластиковый горшочек с неудавшейся петрушкой. Петрушка взошла, только чего-то ей не хватило – света или питательных веществ, – и она тонкими нитями свисала с бортиков горшка, отяжеленная мелкими желтоватыми листьями. Ворона продвинулась по подоконнику в сторону петрушки. Попутно она рассматривала все своими мокрыми каменными глазками и неуклюже вертела головой. Она со скрежетом пробиралась вглубь балкона. Пройдя по подоконнику, птица рассмотрела жалкую петрушку и перевела взгляд на пластиковое ведро с вложенным в него спальником, терракотовые горшки с остатками керамзита вперемешку с черной сухой землей. Все, что видела ворона, было неинтересным, не подходило на роль ее добычи. Ворона развернула качающийся зад и увидела крохотную фарфоровую кофейную чашечку с акварельными цветками на боку. Чашечку я использую в качестве пепельницы, у нее узкое донышко, ее можно поставить на маленький деревянный подоконник, она быстро наполняется окурками, и ее удобно носить из комнаты в кухню. Ворона, дергая черной головой и переваливаясь с ноги на ногу, прошла к моей пепельнице. Она осмотрела чашку со всех сторон и резко схватила ее за круглую ручку своим костяным клювом. Чашка опрокинулась, и из нее посыпались окурки. Ворона дернула еще раз, чашка была слишком тяжела для нее, тогда птица приподняла чашку над подоконником и швырнула ее на пол, развернулась и выпорхнула из окна.