Приподнимаю голову из ложемента и смотрю на Алексея. Лешка перехватывает мой взгляд и молча поднимает правую руку с оттопыренным большим пальцем. Мол, порядок на борту.
Что там сейчас на Земле? Последние уточняющие траекторные измерения. Цифры, цифры, цифры… Тысячи и миллионы цифр, сбитых в триумфально марширующие полчища математических расчетов. Все в порядке. Шагаем уверенно и четко. Идем строго по заданному курсу.
Настает время бойких докладов и молодцеватых рапортов. Торопливые звонки руководству страны из Центра управления полетом, восторженные доклады: «Все прошло нормально, дорогие товарищи! Ракетно-космический комплекс на орбите! Космонавты чувствуют себя хорошо!».
Еще десяток минут отсчитывают часы. Новые звонки, распоряжения и решения…
Часа через полтора после нашего старта, когда комплекс «Знамя-5»-«Лунник-5» уже начал второй виток по околоземной орбите, Центральное радио вдруг обрывает обычную утреннюю передачу на половине слова.
Тягостная и тревожная пауза
И, наконец, — звенящий от напряжения голос диктора:
— Внимание, товарищи! Внимание! Говорит Москва! В эфире — специальный выпуск новостей.
И радиоэфир снова замирает в леденящем душу ожидании. А потом в пространство над планетой летит заранее подготовленный текст сообщения ТАСС о начале нашего полета…»
Рассказывает Алексей Леонтьев:
«Как я ни старался точно уловить момент перехода от перегрузки к состоянию невесомости, переход все равно произошел быстро и неожиданно.
Первое мое впечатление после выключения двигателей третьей ступени ракеты-носителя и наступления невесомости было, что наш ракетно-космический комплекс вдруг перевернулся вверх тормашками. Меня толкнула в спину невидимая мощная лапа, тряхнула, как котенка, взятого за шкирку, — и отпустила. Я словно повис на ремнях, которыми был прикреплен к креслу-ложементу.
Сделал глубокий вдох, успокаивая колотящееся сердце, осмотрелся вокруг — все ли в порядке в спускаемом аппарате корабля? — и стал прислушиваться к своим ощущениям. Было такое впечатление, будто я опрокинулся лицом вниз, резко рванувшись куда-то вперед всем телом. А сейчас уже несколько томительно долгих секунд падаю в бездонную пропасть, стремительно вываливаясь из ложемента сиденья, к которому только что был прижат давящей ладонью перегрузки, притиснут бешеной и всеохватывающей силой стартового ускорения. Начинаю потихоньку соображать, что со мной происходит. В момент выключения ракетного двигателя третьей ступени и перехода к состоянию невесомости мое тело по законам механики, которые и в космосе никто не отменял, все еще продолжало движение вперед по инерции. Отсюда и возникающее общее ощущение, что ты как будто отрываешься от перевернувшегося в пространстве кресла-ложемента. Почти мгновенно, разом исчезают стартовые перегрузки, и ты, продолжая двигаться по инерции, стремительно устремляешься вперед всем корпусом. Организм еще не осознает, сознание еще не понимает, что происходит, что такое эта невесомость и как она будет на тебя воздействовать. Все происходящее в эти мгновения воспринимается, как стремительное падение, как резкий кувырок вперед. Сердце испуганно замирает, и я рефлекторно хватаюсь руками за подлокотники кресла-ложемента. И только потом понимаю, что все-таки не вывалился из кресла и по-прежнему вишу над ложементом, удерживаемый ремнями креплений.