Утро нового дня пахло весной. Солнечные лучи эффектно расчертили бурый палас в комнате, мило шелестели зеленые облака первой листвы.
— Еда. — Торопливо одеваясь, Николай созерцал уличную жизнь — суету крупного города. В который раз он пожалел, что окна квартиры не выходят во двор, где испокон веков тихо и спокойно.
Последняя кнопка застегнута — время кухни. Неосознанно переведя портрет матери в вертикальное положение, он выбрался в коридор. Три метра до холодильника, два до плиты и метр до магнитолы. Пока на сковородке весело скворчала яичница, Николай, согласно привычке, включил кассету — единственную, которая у него наличествовала, с одним пятиминутным треком на все сто пять минут звучания. Он не знал имени певицы и названия песни, но его буквально завораживали мелодия и голос. В них явственно чувствовалась дрожь нервов; они крик без крика.
Тихий шорох возвестил об окончании записи. Обесточив аппаратуру, Николай приступил к завтраку. Быстро покончил с едой и замер от неприятного ощущения. Кто-то смотрел ему в затылок.
Интересное чувство, самобытное… В окне ничего кроме зданий жилого квартала и могучих тополей.
— Нервы. — Он переместился в прихожую. Сидеть в гулкой тишине родного дома — не для него.
Подсчитав наличность, Николай накинул куртку — одну из одной, как говорится, и шагнул за границы квартиры.
— Как спалось, Феликс? — кивнул он соседу. Феликс буркнул в ответ нечто странное и захлопнул дверь; бедняга откровенно страдал.
Николай спустился на улицу. Постоял у крыльца, внимая городским прелестям, и не торопясь двинулся к скверу, что располагался метрах в ста от подъезда.
— Часа два с гаком, — определился он. Сегодня бригадир милостиво сместил график работы. Честь ему и чтоб не мучился. А вот и требуемый ряд стеклянно пластиковых киосков.
— Пива.
Бутылка приятно холодила руки. Вкупе с философским теплом солнца диспозиция расслабляла… Николай не сопротивлялся. Отыскав свободную лавочку, вольготно устроился на краткий отдых — чудный миг. Если бы бутылочная пробка сама соскакивала…
— Дьявол. — Он тряхнул оцарапанной рукой и углубился в изучение панорамы района.
Привычный город, периодически встряхиваемый муниципальными властями, — он лучился равнодушием. И никакие усилия Совета не могли вывести мегаполис из состояния стагнации. Генеральная чистка, великая ярмарка, расширение транспортной сети, усиление патрулей и, наконец, смена названия: статус мегаполиса требовал нового имени, которым и стало емкое «Мегос». В один прекрасный день жители города проснулись мегосцами. Удивились, обругали власти, выпили кофе и устремились по рабочим местам.