Белград после убийства Богдана сильно изменился. Уже появились граффити с его портретом — а ведь суток не прошло, и кто-то уже набил. Над улицами — как атмосферное электричество висит напряжение, а вот людей на улицах немного. Особенно молодежи. Все — в центре, на митинге. Полиция тоже там.
Ага, вот…
Граффити на стене дома, который нуждается в ремонте уже лет сорок. Лицо Богдана в перекрестье прицела, и подпись: власть — убийца.
Я знаю, как такие набивают. Из поролона вырезается макет, что-то вроде печати, прыскается на него из баллончика и делается отпечаток на стене. И кто-то успел все это сделать менее чем за двадцать четыре часа после того как основной кандидат от оппозиции на будущих выборах был застрелен….
…
Я знал, где живет Лука. Он жил вообще не в Белграде — он жил в Земуне, на том берегу Дуная, раньше этот город принадлежал Австро-Венгерской Империи, а теперь — Сербии. Там квартиры подешевле и сам город более молодежный — но между собой они примерно как правый и левый берег Киева. Лука жил в старом районе, в доме еще австро-венгерской постройки с милым двориком — и мне оставалось только надеяться, что он вернется сегодня домой, а не решит заночевать в Белграде, потому что звонить ему нельзя, и искать его тоже нельзя, потому что я засвечусь и засвечусь капитально. А меня не могут не искать.
Почему Лука? Потому что в одиночку я ничего не сделаю. Потому что у меня теперь нет официального статуса, и я не могу задавать вопросы. И потому что я надеюсь — если он сейчас и не настоящий полицейский детектив, то имеет шансы им стать. А настоящий полицейский детектив не остановится, пока не докопается до правды. Даже если начальство приказывает ему остановиться…
Я сидел в машине и ждал. Перед этим я не только проехал, но и прошел соседние дворы и признаков наблюдения не заметил. Ни срочного ремонта, ни машин с лишними антеннами — ничего такого…
Мне вдруг пришло в голову, что убийство Ани Никич, как бы это дико не звучало — напоминает убийство эрцгерцога Франца Фердинанда. Конечно, где Аня и где эрцгерцог — но и то и это убийство словно стронуло лавину. Словно громадная масса снега пошла вниз, снося все и всех на своем пути, но главное не то что она оставит после себя — а то что открылось на том месте, где был снег. Сараевские снайперы, беременные, которых пинают в живот, лихие девяностые, которые тут были еще более лихими чем у нас — но обществу они повредили меньше. Почему? А потому что здесь — воевали с чужими, те кто у нас становился братками и рекетировал своих — тут уходили на фронт. Но суть мало отличается, и тут и там целое поколение, и не худшее поколение — оказалось перемолото в мясо лихим временем. Те кто должен был стать покорителями Марса — стали братками…