— Без паники. Сейчас будем делать поворот фордевинд. Это не очень смертельно, но выполнять все мои команды нужно будет по возможности правильно. Кто зазевается, того я лишу десерта… Все готовы?
Мысль о близкой еде придала Кольке невиданного мужества. Морская болезнь покинула голландца навсегда — он даже и не намеревался пачкать прозрачную волну за бортом содержанием своего желудка. Упрям был также и Мерфи, свиреп, не по годам, бременский Крейцер. Лидерство в лихой гонке завело парней не на шутку.
— К повороту, поворот через фордевинд!
Капитан Глеб переложил тяжелую лопасть деревянного руля в сторону подветренного борта. Вода страшно заурчала в белопенной воронке за кормой. Шлюпка выпрямилась, временно бесполезный Николас, отдуваясь, вылез из пучины и шлепнулся внутрь, на середину сухого днища, под самую мачту.
— Вставай, богатырь земли голландской! Не время сейчас бока пролеживать! Прижми большой парус к мачте! Обними ее! Сильней, всем телом! Та-ак! Теперь можешь парус потихоньку отпускать…
Грохот волн под скулами шлюпки внезапно стих. Стало плавным, еле слышным, после рева предыдущего ветра, шуршание мелких волн под килем.
Изумленные моряки затихли, наконец-то в спокойствии рассмотрев всю чудесную ширь просторного залива.
— Не расслабляться! Сейчас будем ставить «бабочку»!
Поймав весь ветер в корму, капитан Глеб Никитин сознательно начал проигрывать соперникам в скорости, но уж очень ему хотелось дать передышку своим соратникам.
— А «бабочку» мы будем ставить так…
Крыло переднего паруса они вынесли на отпорном крюке на левый борт, а все полотнище большого фока отдали попутному ветру, который наполнил ненапряженную парусину ленивым пузырем по правому борту.
Стало действительно очень тихо и их лица начало припекать сильным еще, дневным солнцем.
— Кто-то из присутствующих хотел курить? Я не ошибся?
Широкой улыбкой Мерфи подтвердил, что капитан Глеб опять прав.
Работать приходилось теперь только Глебу, частыми размахами руля он сдерживал шлюпку от уваливания.
Крейцер тоже повеселел, вытащил из непромокаемого пакета свой фотоаппарат. Мерфи принялся что-то нашептывать на ушко неунывающему, пухлому профессору.
Умиротворение витало над мокрой от брызг палубой «Джин». Итальянский оружейник даже задремал. Николас хотел было испугать Хулио, хлопнуть его могуче и неожиданно по плечу, но Глеб приложил палец к губам и укоризненно улыбаясь, покачал головой.
— Пусть отдыхает…
Он и сам немного расслабился, зная, что интересным поворотом даровал себе и коллективу минут десять спокойной жизни. Хорошо, когда вокруг все молчат…