.
Рецепция его наследия была ограниченной и избирательной[46].
Специфическая избирательность рецепции идей Мида имела место и в социологии, где их влияние было особенно заметным. Долгое время практически единственной книгой Мида, которую читали социологи (притом не все, а преимущественно те, кто был связан с чикагской социологической традицией и символическим интеракционизмом), была книга «Разум, Я и общество». То, что, например, Г. Блумер (один из ключевых популяризаторов идей Мида) во второй половине ХХ в. рекомендовал студентам для чтения «Философию настоящего»[47], мало что поменяло[48]. Книга «Разум, Я и общество» до сих пор остается главным «социологическим» трудом Мида; об этом говорит содержание статей в словарях и энциклопедиях, обычно ограничивающееся набором ключевых тем этой книги. Важно добавить, что даже этот труд был воспринят очень избирательно; так, содержание второй его половины почти никак не отразилось на социологии, а акцент на первой его части способствовал дрейфу символического интеракционизма в сторону интерпретативной социологии и радикального социального конструкционизма, в отношении которых у Мида были предусмотрительно заложены серьезные ограничения и противовесы.
Избирательность рецепции идей Мида социологами относится не только к выбору той части его наследия, которая сохраняется в качестве актуальной классики (хотя бы для учебных целей в рамках университетских курсов). Она проявляется и в другом. Социология, как обширная и внутренне очень дифференцированная область знания, подверглась неравному воздействию мидовской мысли в разных своих частях и подразделах. Если взять отдельно эмпирическую социологию, то наиболее глубокое воздействие идущей от Мида традиции обнаруживается в тех ее областях, в которых было наиболее заметно влияние Чикагской школы и символического интеракционизма: в социологии медицины, социологии эмоций, социологии профессий, исследованиях «социальных проблем» и т. д. Даже в этих областях воздействие это никогда не было прямым, а всегда через «вторые», «третьи», «четвертые» руки; оно проявляло себя скорее на уровне «общих идей», чем в сколько-нибудь конкретной форме; даже в них практически ни один термин Мида не стал частью рабочего научного языка. В несколько более широком круге исследований косвенное влияние идей Мида слилось до неразличимости с иными влияниями под такими общими рубриками, как «интерпретативизм» и «конструкционизм»; здесь Мид может упоминаться в исторических «обзорах» в ряду других фигур или даже не упоминаться вовсе. Вне этого круга влияние Мида на социологию (и социальную психологию) близко к нулю. Важным было влияние Мида на социальную феноменологию А. Шюца и феноменологическую социологию, но в них оно настолько переработано, что ныне прямые обращения к Миду уже не требуются. Нередко говорят о влиянии Мида на таких крупных социологов ХХ в., как Т. Парсонс, Ю. Хабермас, Н. Луман и Э. Гидденс