— Ты странный старик, — он прикрывает глаза, словно в размышлении, но на самом деле невыносимо смотреть в воспалённые, красные глаза, в которых нет и следа от разума, но есть сила и она подавляет. — А если я не дам тебе приют, ты уйдёшь? — стараясь скрыть страх, произносит Идар.
— Я уйду… к твоему врагу.
— Что ж, я тебя не держу, — Идар отступает на шаг.
— Не делай опрометчивых решений, это может быть для тебя опасно, — впервые в голосе старца появляется металл.
— Тогда мне проще тебя убить, — усмехается Идар.
— Это невозможно, я давно мёртв.
— Живой мертвец? — Идар откровенно улыбается.
— Нет, я мёртв, в понимании этого мира.
— Ты безумен.
— А что такое безумие? — старец смеётся, словно простуженный ворон.
— Действительно, — задумался Идар. — Все мы в какой-то мере психи. А ты мне начинаешь нравиться, старик.
— Я к твоим услугам, правитель, — старец вновь кланяется.
— Пожалуй, я дам тебе приют и даже отдельный дом. Но мне не нужны эти людоеды, от них смердит мертвечиной.
— Они уже не едят людей, я им разъяснил, что это плохо, они на пути к очищению, они мои ученики.
— Это видно, — Идар со скептическим видом глянул в их тусклые глаза. — Ладно, веди своих… учеников.
Ворота со скрипом отворяются, и странная процессия молчаливо входит внутрь. Идар смотрит им в спины и не совсем понимает, как извлечь из всего этого выгоду. Он раздражён тем, что в душе, словно хлопья жирного пепла, опускается страх. Старик страшен своим безумством, и он может влиять на людей, даже зеки-людоеды и те, бредут за ним с покорностью жертвенных козлов. Ясно как день, он обладает внутренней силой, способной парализовать волю, но он не стремиться использовать против него. Может, он затеял собственную игру, а быть может, на роду вот таких необычных людей, прописано подчиняться воли всякого рода правителям? В любом случае отдавать его своим врагам не следует, пусть будет под присмотром. Если ситуация начнёт выходить из-под контроля, убить его всегда будет время.
Идар подзывает Дмитрия. Надсмотрщик, с недоуменным видом взирающий на тщедушного, на первый взгляд готового даже от громкого чиха отдать богу душу, старика, подходит к Идару, по привычке ударяя плёткой по своим сапогам:
— Что за клоун? — осклабился он.
Идар недовольно нахмурился, обжигает пронизывающим взглядом Дмитрия, на лице которого застыло брезгливое выражение и тот с готовностью опускает взгляд, плётку засовывает за пояс, что свидетельствует о его растерянности:
— Грот, что используем как тюрьму, — Идар задумался, он даже не спросил имя старца, — отдашь ему. Трёх рабов дай и охрану выставь. Обо всех его телодвижениях сразу докладывай.