— Думаю, все будет нормально, — сказал я Рокки. — Заряди для концерта.
Зал Cow Palace был заполнен до отказа. “Tarkus” шёл по списку третьим. Я взял контроллер и понарошку начал расстреливать публику словно из пулемёта, с удовольствием ожидавшую фейерверка. Средним пальцем левой руки я нажал на кнопку, а сам сместился в центр сцены. Задержку я ожидал, но большущий взрыв и жгучую боль — нет. Левой руки будто не было. Грега от взрыва отбросило в сторону. На меня смотрело тысячи глаз, а я боялся взглянуть на себя. Когда я опустил глаза, то увидел море крови, но рука была на месте. Ноготь со среднего пальца был вырван и висел под углом 90 градусов, я как смог, вставил его на место, а затем повернулся в сторону кулис. Рокки мчался с бинтами.
Вернувшись на своё место, где Рокки тщательно перебинтовал палец, я постарался доиграть “Tarkus” здоровой рукой. Крови было столько, что бинты не могли её сдержать.
— Принеси ведро с холодной водой, — мелодично заорал я.
Оставшуюся часть номера я окунал левую руку в ведро, а правой играл и стирал кровь с клавиш. Воспоминания о книгах о войне, прочитанных мною в детстве, нахлынули на меня, особенно о пытках нацистов, выдиравших у пленников ногти, чтобы добыть нужную информацию о военных действиях. Теперь я понимал, почему это было так эффективно. Огромное количество нервных окончаний находится под ногтями. Теперь я понял, что такое настоящая боль, когда случайно нажимаешь черную клавишу вместо белой. Лицо просто позеленело к окончанию фортепианной импровизации, клавиатура стала красно–бело–черной. В концовке концерта мне сказали, что ближайшая больница предупреждена, а меня ожидает машина скорой помощи.
Выезд из концертного зала в ту ночь впечатлял, благодаря скорой и её синей мигалке. Эскорт полицейских на мотоциклах очищал путь по дороге в больницу, где меня ожидала целая команда докторов и медсестёр. Осмотр оказался исключительно болезненным. Доктор с раздражающей педантичностью удалял остатки пороха из под ногтя, перед тем, как поставить то, что осталось от него на место. Я сделал глоток обезболивающего — коньяка — когда руку забинтовывали, и ещё один, когда делали укол в задницу от столбняка. Все вокруг утверждали, что если бы был фотограф, получилась отличная обложка для пластинки.
Эти истории могут нарисовать поверхностную картину моего расслабленного состояния. Но в глубине души дела обстояли совершенно иначе. Страх сцены достиг такого невероятного уровня паранойи, что от встречи с четырнадцатитысячной толпой меня тянуло либо спать, либо вырвать.