Наконец, набрав достаточно материала, мы начали записывать альбом, загрузившись со своими инструментами в студию Олимпик в районе Барнс, как раз под мостом Хаммерсмит. Глин Джонс, продюсировавший ранние записи Rolling Stones, выступил нашим продюсером на новом восьми–канальном оборудовании студии.
После того, как Глин остался доволен расположением микрофонов, я начал играть Rondo. Мы обкатали эту вещь на концертах и, войдя в правильный темп, Дэйви выдал первое соло подобно Стрельцу, выпускающему стрелы во всех направлениях. Брайан с Ли держали ритм. Когда Дэйв закончил соло, я был ошеломлён, и судя по выражению лица Дэйви, он тоже. Или так смотрят все, кто пройдется по минному полю?
До сих пор то соло остаётся для меня одним из лучших соло всех времён. Своё соло я начал незамысловато, простыми линиями и интервалами, а ритм–секция делала своё дело. Появился Эндрю Олдэм, его было видно в аппаратной; я в это время неистовствовал в финале. Затем мы собрались прослушать полученный результат. Общий вердикт был таков: «Вау!» С довольной улыбкой на лице, Эндрю Олдэм прихватил копию композиции и быстро смылся. Не даром его лейбл назывался Immediate (Немедленный).
Я до сих пор помню в мельчайших подробностях момент, когда я покидал студию и возвращался к себе в каморку с чувством благоговения от того, что нам удалось сделать — непонятно как. Мы импровизировали без всякой подготовки, выдавали брильянты по ходу игры — всё, что мы играли, казалось, было единственно возможным в тот момент. Я был настолько вдохновлён тем, что произошло, и мне захотелось создать ещё кучу новых идей из своего соло. Боже! Музыка была великолепной! Мы двигались без карт, на ощупь прокладывая дорогу, вполне возможно мы пришли бы и к другим местам.
По причинам, которые мы тогда не понимали, Тони Колдер посоветовал зарегистрировать авторские права на песни под одним именем — для нашего же блага. Мы долго не хотели принять совет, но всё–таки создали анаграмму из собственных фамилий — Эмерлист Дэвджек.
Политические убеждения Ли в те времена склонялись к определённой анархии. Конкретно, он ненавидел профсоюз музыкантов, обзывая их «музыкальными работягами»: «Профсоюз вообще не должен существовать. Музыка — творческий акт, ей не нужен профсоюз». Он развил свою мысль дальше: «Они нужны для водителей автобусов и таксистов, которые иногда выходят на забастовки. Поп–музыканты находятся на самом дне табели о рангах. Они ведь грязные и немытые засранцы, а не чистенькие стриженные паршивцы из танцевальных оркестров, посещающих собрания профсоюза. Был я там пару раз. Зачем сидеть несколько часов и слушать о том, как тысячи фунтов утекают из наших карманов? Плохие музыканты пытаются добиться власти путём создания комитетов и организации мероприятий для настоящих музыкантов. Если бы у нас было время, мы бы посещали собрания и ни за что не выбрали их в руководство, но мы слишком заняты. Ты просто платишь целевые и пытаешься игнорировать их. Профсоюз только создаёт проблемы. Никто не может играть в Швеции только потому, что промоутеры не принимают взамен шведские группы. Если профсоюз и должен существовать, то в качестве советчика, а не диктатора. Если я хочу играть в ЮАР, я буду там играть. Они же только мешают — пусть катятся в Кремль».