Нарезая круги по огненным улицам Гадеса[19], мне стало так страшно из–за того, что вещи никогда не станут прежними, а я никогда больше не увижу цвета в их обычной проекции, еду в том числе. Кое–как добравшись до своей комнаты, я запер дверь, задвинул шторы и нырнул под одеяло. В дополнение ко всему, я сунул голову под подушку, но демоны все ещё витали вокруг. Это была не ночь, а пытка на Лысой Горе. На утро цвета никуда не исчезли. Если бы у меня был черно–белый телевизор, было бы прикольно наполнить его цветами. К счастью, пару дней спустя всё вернулось в норму.
Ли теперь жил над знаменитой кофейней «2 I's» в районе Сохо, которую прославил фильм «Espresso Bongo». Было непросто разглядеть его имя на входной табличке среди имён типа Джина, Мишель и Лулу. Большинство жильцов дома давали уроки «французского», но Ли с не меньшим желанием мог научить разговаривать на джорди, если кто–нибудь звонил ему по ошибке.
Как–то мы забирали его на концерт, и Ли выглядел совершенно счастливым.
— Как она, чувачки! Послушайте–ка это, — он сунул кассету в магнитофон. То, что мы услышали, походило на домашнюю запись. Только вот чего? На плёнке слышалась куча шумов и нечто, похожее на корову, жующую сено.
— И что за фигню мы слушаем?
— Тёлка ночью делала мне минет. — ответил Ли радостно. — Вот, это самый лучший кусок.
Мы напрягли уши и пододвинулись ближе к маленькой колонке.
— Тебе нравится серебрить меня? — спросил настойчивый басист, судорожно заглатывая воздух. Серебрить — значит делать минет.
Мы ждали ответа, затаив дыхание: любое слово, но она, кажется, всё ещё была занята. Наконец…
— Джяяя!
Если это был утвердительный ответ, то звучал он так, словно во рту у неё была сливовая косточка.
— То, что надо! — довольно ответил Ли.
Со стоном мы вернулись к созерцанию окрестностей.
Ли, северянин, живущий в центре джунглей Сохо, наслаждается компанией особей противоположного пола, делает домашние демо–записи и пишет самые странные тексты к песням группы.
Хью Нолан, журнал Disc, 16 октября 1967 г.
Теперь, когда мысли аморального Дэвджэка стали общедоступными, Rondo вызывала подлинный восторг. Всего–то нужно было собрать вместе Блинки, Ли, Дэйви и безумного органиста — и бешенный скачущий ритм зажжёт любого. Как–то одним вечером я превзошел самого себя. Всё звучало великолепно: хорошая акустика, отличный приём публики. Дэйви был в ударе, выдавая неистовые и удивительные фразы. Чтобы меня не переиграли, я подошёл к своему соло с большим атлетизмом, чем обычно. Каким–то образом я перелетел через Хаммонд в одном могучем прыжке, не подозревая, что перед сценой находится глубокая тёмная оркестровая яма. В какой–то момент я почувствовал себя Джеронимо или Бутчем Кэссиди с Сандэнс Кидом, когда они совершают гигантский прыжок в глубь ущелья. Последнее, что увидел бэнд — пара робингудовских туфель, удаляющиеся вслед за помятой вельветовой задницей. Музыканты вытянули шеи в надежде рассмотреть своего клавишника в том месте, где он растворился, а он в это время находился в полёте, который никогда не повторится в обратном направлении. Аудитория с готовностью восприняла исчезновение кого–то со сцены, но с этой группой возможно всё. что угодно. Что ж, по крайней мере, трое ещё продолжали играть.