— Я вам не позволю, старший аджюдан!
— Отвечайте на мои вопросы!
— Ничего не произошло! Мы разговаривали, вместе перекусили, и все. Ничего больше. Уверяю вас.
— Я очень хочу вам верить, Брайтенбах… Но напоминаю, что, когда я попросил вас отвезти Лапаза домой, вы находились на службе. И в вашу задачу не входило ужинать с ним! Или я ошибаюсь?
— Нет, — согласилась она. — Но ему нужен был кто-то, чтобы выговориться…
Вертоли расхохотался, Серван опустила глаза.
— Ему надо было выговориться? Брайтенбах, вы забыли, что работаете в жандармерии, а не в бюро социальной помощи или службе «SOS ищу друга»?
— Но…
— Замолчите! Будете говорить, когда я вам разрешу!
Он, похоже, немного успокоился и наконец предложил ей сесть.
— Я беспокоился за вас, — внезапно произнес он доверительно. — Спрашивал себя, куда вы могли деться…
— Мне очень жаль, но я об этом не подумала…
— День был долгим, — подвел итог Вертоли. — Теперь можете идти к себе.
— Спасибо, старший аджюдан, — проговорила она.
И направилась к двери. Но прежде чем переступить порог, она обернулась:
— Могу я вам задать вопрос, шеф?
— Задавайте…
— Сегодня, во время допроса… Зачем вы его так унижали?
Вертоли поморщился, однако сохранил спокойствие:
— Я вас неприятно удивил?
— Немного…
— Вы же знаете, здесь, в маленьком городке, я поставлен во главе отделения жандармерии. И даже когда ко мне доставляют людей, которых я хорошо знаю, с кем я работаю, а это именно случай Венсана, я не могу позволить себе менять линию поведения. Он обязан был изложить мне свою версию ссоры в баре, так что я обошелся с ним так, как обошелся бы с любым другим допрашиваемым. Наши дружеские отношения и наши симпатии не должны вторгаться в работу, Серван. Я вел его допрос так, как допрашивал бы кого угодно. А если Лапаз не выдержал, то я за это не в ответе. И я не оценил поддержку, которую вы ему оказали. Извольте провести границу между вашей работой и вашей частной жизнью. Понятно, Серван?
— Да… Все поняла. Доброй ночи, шеф.
— Доброй ночи, Серван.
Сняв форму, Серван словно освободилась от сдавливавшего ее ошейника.
День, проведенный в дежурке жандармерии, прошел на удивление скучно: она ощущала себя манекеном, посаженным перед окошечком для украшения помещения. Где обещанные приключения? Никакого выброса адреналина, скорее уж капли валиума в стаканчик…
Проверив автоответчик, она не нашла ни одного сообщения. Прошла в ванную и полчаса стояла под душем, прежде чем упасть на кровать. Прикрыв веки, с сигаретой в руке, она задремала, убаюканная песней Ланса, горной речки, протекавшей неподалеку от жандармерии; напоенная таянием снегов, она спешила слиться с Вердоном в бурном объятии.