Команда Майкла выдержала стремительность и вес нападения, и наконец все восемь игроков команды Эндрю, стараясь, чтобы даже пальцем ноги или руки не задеть пол, взгромоздились, как стая обезьян, на пирамиду Майкла.
С вершины кучи Эндрю задал главный вопрос, который должен был означать блестящую победу или бесчестное поражение:
— Боку-боку, сколько пальцев я поднял?
Майкл, придавленный взгромоздившимися на него телами, предположил:
— Три?
— Два!
Эндрю утвердился в победе, и пирамида с угрюмым ворчанием развалилась; в воцарившемся хаосе Майкл придвинулся к уху Эндрю:
— Как ты думаешь, могу я позаимствовать сегодня вечером мотоцикл?
Эндрю, еще не отдышавшийся, скосил глаза на Майкла:
— Снова хочешь подышать свежим воздухом, мой мальчик?
И поскольку Майкл явно смутился и не нашел умного ответа, он продолжил:
— Все мое — твое, отправляйся с моим благословением и передай счастливице мое глубочайшее почтение, ладно?
Майкл оставил мотоцикл среди деревьев за амбаром и, неся связку армейских одеял, направился по грязи ко входу. Как только он перешагнул порог, вспыхнул свет — Сантэн подняла заслонку сигнального фонаря и направила луч ему в лицо.
— Добрый день, месье.
Она сидела на тюках соломы, подобрав под себя ноги, и проказливо улыбалась ему.
— Вот так сюрприз! Какая встреча!
Он вскарабкался на тюки и обнял ее.
— Ты рано пришла! — упрекнул он девушку.
— Папа рано лег спать…
Она не смогла продолжить, потому что губы Майкла закрыли ей рот.
— Я видела новые самолеты, — выдохнула Сантэн, когда они отодвинулись друг от друга. — Но не знала, который из них твой. Они все одинаковые. Меня беспокоит то, что я не могу отличить твой.
— Завтра мой снова станет желтым. Мак перекрасит его для меня.
— Нужно договориться о сигналах, — сказала Сантэн, забирая у него одеяла и начиная сооружать гнездышко между тюками.
— Если я вот так подниму руку над головой, это будет означать, что вечером мы встретимся в амбаре, — предложил он.
— Этого знака я буду ждать с нетерпением. — Сантэн улыбнулась и разгладила одеяла. — Иди сюда! — приказала она.
Голос ее сразу стал хрипловатым и мурлыкающим.
Много позже, когда она лежала, прижавшись ухом к обнаженной груди Майкла и прислушивалась к биению его сердца, он слегка пошевелился и прошептал:
— Сантэн, так не годится. Ты не можешь поехать со мной в Африку.
Она резко села и уставилась на него, сжав губы, а ее глаза, темные, как орудийное железо, угрожающе сверкнули.
— Я имел в виду, что скажут люди? Подумай о моей репутации — как я могу путешествовать с женщиной, на которой не женат?