Он ничего не ответил. Он быстро опустил доску над нами и прикрыл ее ветками так, что только немного света пробивалось через них.
— Все почти кончено, Фрэнсис, — прошептала Мери-Маргарет, положив свою светловолосую голову на мою темную ушибленную грудь и проводя своими маленькими белыми руками по шрамам.
— Эта жизнь не самая легкая из прожитых нами, возможно, она была самой тяжелой, но мы это сделали. Вот увидишь, эта будет последней. Наша последняя жизнь.
Я хотел сказать ей, что она говорила эти слова и раньше, что мы и раньше сражались с обстоятельствами и проигрывали. И сейчас мы сражались вновь. Но я ничего не сказал, потому что ее надежда подпитывала и меня. Вместо этого я обернул свои руки вокруг нее и сжал крепче. И чем ближе я прижимал ее, тем комфортнее мне становилось, именно поэтому я не слышал их.
— Ты грязный ниггер!
— ФРЭНСИС!
Все произошло быстро, так быстро, что я даже не успел собраться с мыслями. Руки были везде, белые руки толкали меня, били меня, тянули ее от меня.
— ФРЭНСИС! — кричала она, но, как ни пытался, я не мог ее увидеть.
Я пытался прикрыть голову, чтобы увидеть ее и убедиться, что они не навредят ей. Следующий ее вскрик убедил меня, что с ней все будет в порядке.
— ПАПА, ПОЖАЛУЙСТА! ПАПОЧКА! ОСТАНОВИСЬ! ФРЭНСИС!
Хозяин Бондюрант был злым человеком по отношению ко всем, но даже злодеи любят своих дочерей, так что я понимал, что Мэри-Маргарет не умрет здесь сегодня. Я не думал о боли. В действительности я потерял всякую способность слышать что-либо, и это было плохо, потому что я хотел услышать ее напоследок. Я молился о том, чтобы увидеть ее лицо еще хоть один раз, до того, как меня не станет... и мои мольбы были услышаны, когда вокруг моей шеи затянули петлю и потянули через лес, прежде чем вздернуть меня. Так я ее и увидел, ее лицо было красным от слез и криков. Ее младший брат Адам удерживал ее, она пиналась и вырывалась ко мне, пока ее старший брат плюнул мне в лицо. Я хотел сказать ей: «Мери-Маргарет, перестань сопротивляться им!», потому что она не могла ничего изменить, но могла пораниться. Однако я ничего не смог сказать из-за веревки... они неправильно затянули ее, или, может быть, они сделали это специально, чтобы заставить меня страдать.
— ФРЭНСИС! — ее голос, который я мог снова слышать, давал мне силы бороться.
— Он даже не человек, Мэри! — Адам встряхнул ее, но она не успокоилась, пока не высвободилась и не подбежала ко мне... упрямая до самого конца.
Она схватила упавшие пистолеты своего отца и направила один на Адама, а другой на отца.