Это же вся моя жизнь.
Он страдал так всю мою жизнь.
— Мой отец был копом в приходе Сент-Джеймс, Луизиана, где по иронии я умер в другой жизни. Он был главным человеком в городе, и все полюбили его после того, как он спас детей из горящей церкви. Все думали, что отец — второе пришествие Христа. Красивый, крепкий представитель закона с любящей женой, над которой он издевался физически, эмоционально и сексуально, и достойным сыном, которого он любил избивать после тяжелого дня геройства. Однажды он использовал пивную бутылку, как биту, а мое лицо — как мяч. Я очнулся через три дня, и ко мне вернулись все воспоминания. И с тех пор он больше не был таким страшным. Я не боялся его. Видел и похуже. Через несколько месяцев мне удалось уговорить маму бросить его, мы сбежали.
— Сожалею, что он был таким. — Мне правда было жаль. Сколько же может страдать человек? — Было больно, когда вернулись воспоминания?
— Нет. — Он помотал головой, словно удивился. — Тогда не было. Я как будто просмотрел кино.
— И что случилось?
— Я переехал в Нью-Йорк с матерью и, думаю, был очень близок к Ли-Мей, где бы она в тот момент ни была, — прошептал он. Обычно, вспоминая о ней, он говорил ее или она, а сейчас он лишь второй раз назвал ее по имени. — Но каждый раз, как это случалось, мать увозила меня в больницу, и вскоре стали накапливаться счета. Поэтому я заставлял себя не думать об этом и старался скрывать свои обмороки. Я делал это ради ее блага, но потом она умерла... покончила с собой, но я уверен, что дедушка уже рассказывал тебе эту часть.
— Рассказывал, но только потому, что я завидовала, помнишь? Я спрашивала, почему ему все время надо тебя видеть. Ты тогда почти уже был подростком. Может, я даже желала тебе зла... прости.
Боги, я была ужасным и завистливым человеком.
— Не надо. Я понимаю. — Он глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла, перед ним стояла теперь уже пустая тарелка. — У тебя ведь никого не было. У меня хотя бы был отец.
— Ты вернулся к этой гниде?
Его лицо пересекла широкая и самая искренняя улыбка, которую я видела.
— Нет. Мы не общались с тех пор, как я уехал из Луизианы. Но Альфред нанял мне адвоката, подал в суд на алименты и угрожал отцу тюрьмой за издевательства. В шестнадцать лет кончился срок опеки. Я жил один в маленькой квартире в Бруклине. Альфред пытался дать мне что-нибудь получше, но я отказывался. Мне не хотелось быть в таком долгу перед ним.
— В долгу... перед ним? Какая-"то бессмыслица. Я думала, что это он был в долгу перед тобой. Он всегда говорил об этом именно так.