– Упоминал ли Трей о какой-нибудь части дня, когда он переходит между зданиями, или уходит на перерыв, или что-то в этом роде?
– Да, но это было перед тем, как похолодало, – сказала я. Если бы не было зимы, всю операцию было бы гораздо легче провести. Трею бы разрешили выйти на улицу на тридцать минут после обеда, и, скорее всего, он прошел бы круг по тропинке в течение часа на уроке физкультуры. У меня появилась безумная идея: задать вопрос маятнику до того, как сказать об этом Генри:
– Маятник, сможет ли Генри пробраться в школу Трея незамеченным?
– Эй, – предупредительно подал голос Генри.
Несмотря на протест Генри, ключи двигались взад-вперед, гарантируя, что у него получится проскользнуть в школу Трея.
– Знаешь, в какие неприятности можно попасть за вторжение на территорию военной школы? Как за звонок с угрозой минирования.
Без осознания его беспокойства я продолжила задавать вопросы:
– Маятник, сможет ли Генри вернуться вместе с Треем так, что их обоих не заметят?
Маятник продолжал движение вперед-назад без колебаний или замедления.
– Ой, да ладно, – прорычал Генри. – Звучит, как ужасный план.
– Маятник думает, что все путем, – убеждала я друга. – Давай же, Генри. Я знаю, что пробраться в военную школу не было твоей тайной мечтой, но мы не можем ждать, когда Трей выйдет, поэтому один из нас должен войти и забрать его. И я не думаю, что девочка моего возраста может спокойно шататься там.
– И как, ты думаешь, я туда попаду? – спросил Генри.
Через двадцать минут в проходе магазина «Кмарт»[12], где фоном звучала очень плохая версия песни Лютера Вандросса «Здесь и сейчас», Генри посмотрел на стойку белых рубашек с короткими рукавами и пуговицами, пытаясь найти на один размер больше, чем ему было нужно в обычной жизни, чтобы одежда села в плечах. Он не переставал ворчать и говорить о том, что должен быть какой-то другой способ, но я знала, что Генри выполнит все то, что, как считает маятник, сработает. В другом проходе он взял с полки пачку белых рубашек с V-образным вырезом, а затем я последовала за ним к стойке, где были выставлены черные классические брюки.
– Я надену это, но не стану надевать булавки, как у тех парней в школе, – сказал Генри. – Я ведь по-любому буду выделяться как белая ворона.
Отсутствие у Генри бирки с именем, которую можно было прикрепить к нагрудному карману, волновало меня меньше, чем другое явное отличие между ним и другими парнями, посещавшими Академию Северного Резерва. У Генри были густые каштановые волосы, такие же густые, как у Оливии, но волнистые, как у его отца. Как бы ненавистна ни была мне мысль о том, что эти прекрасные волосы окажутся в мусорном ведре, я должна была сказать: