Жизнь вне Пути… Как могла она сложиться для нас? Какой гранью обернуться? Ведь до сих пор мы существовали ТОЛЬКО в движении и никак иначе. Жили стремлением добраться до горизонта. Об этом говорилось везде и всюду. К этому мы привыкли. И вот неожиданный барьер, баррикада, перед которой мы застыли в смущении.
Весь день после этого разговора мы ходили, как в воду опушенные. И лишь к вечеру зловещий «кабалистический» знак растаял. Барсучок принялся колдовать над сервировкой нехитрого ужина. Чак суетился на кухне, вполголоса ругая не закипающий чай. Все находились при деле, и, перетащив в ванную комнату кресло, я уселся, заботливо примостив ноющий подбородок на подушечке. В ванне, в шаге от меня, плескалась Чита.
— Горячая вода — это волшебство! Да, да, просто чудо!
— Увы, не помню, — пробормотал я.
— Бедный, несчастный… Ты обязательно должен принять ванну, сразу после меня.
— После тебя? Но ведь это снова накачивать воду, нагревать ее, сколько труда!..
— Ты видишь другой выход?
— Представь себе, вижу. Мы могли бы эту водичку поработать на нас дважды. Ванна, как ты, верно заметила, достаточно просторная…
В дверь постучали, показалась голова Чака.
— Вода еще не остыла?
— Все прелестно, Чак! Я тебя люблю! — прямо из ванны Чита помахала ему рукой.
— Если что, всегда могу подбросить дровишек.
— Спасибо не надо, — я решительно притворил дверь. Искристо улыбаясь, Чита одарила меня одним наиболее теплых своих взглядов.
— Не трогай моего Чака! Он ужасно милый!
— А я?
— Ты? — она состроила гримаску, изображая задумчивость. — Ты у меня бедненький! Потому что весь в шрамах и шамкаешь, как штарушка. Лис тоже… — Она смолкла на полуслове и угрюмо начала гонять волны по воде. Еще пару дней назад мы твердо условились не касаться этой темы.
Я кашлянул в кулак и попробовал улыбнуться.
— Между прочим, не ты один в шрамах и царапинах! — она ожила и, дурашливо вывернув локоть, показала на бледную полоску. — И еще есть, на ноге…
— Мозоль? — осведомился я.
— Сам ты мозоль!.. Шрам! Самый настоящий. Это я на стекло наступила. Давным-давно. Знаешь, как болело!..
Бултыхаясь в ванне, она еще раз любовно пересчитала все свои синяки и царапины. С гордостью объявила.
— Целых четыре штуки, дружок!
— Что ты говоришь! Должно быть это опасно. И потом, может быть, ты обсчиталась? — намекнув таким образом на свои глубокие познания в области подсчета царапин, я со скрипом пододвинул себя вместе с креслом к ванне. Безусловно, я рисковал. Мокрые, в мыльной пене руки тут же обвили мою шею.
— Эй, Русалка! Ты же меня утопишь! — соблюдая видимость приличий, я попытался вырваться.