Тимур предпринял шаги на опережение, не дав родственнику подготовиться к бою. Хусейн оказался в безвыходном положении и отдал себя в руки шурина, который с лицемерным добродушием позволил ему совершить хадж в Мекку. Хроники говорят, что побежденный плакал. Наверное, он не верил в такой исход противостояния с Тимуром и оказался прав. То ли исполняя приказ, то ли по собственной инициативе, несколько стражников вскоре догнали паломника и убили.
После этого вся Трансоксиана подчинилась Тимуру. 10 апреля 1370 года в ходе церемонии по монгольскому обычаю он провозгласил себя единодержавным государем. В этот важный для него момент вновь проявилась противоречивость его натуры. Он пренебрег всеми громозвучными титулами, столь любимыми восточными владыками, и довольствовался званием эмира. Правда, прибавил к нему эпитет «великий»: улу по-тюркски, кабир по-арабски. Так сын Тарагая стал первым великим эмиром из тюрко-трансоксианских правителей. Тимур так и не стал ханом, но от этого не перестал быть диктатором, личностью, внушающей трепет, уважение, ненависть.
Он стал хозяином Трансоксианы в тридцать четыре года. Помышлял ли он уже тогда о создании более крупного государства, о восстановлении империи Чингизидов или, возможно, кто знает, о том, чего желал и Чингисхан — о воцарения над всем подлунным миром? А может, он чувствовал, что уже достиг всего и только старался все это сохранить, укрепить. Для этого нужно было избавиться от недовольных, переустроить жизнь в государстве и уберечь его от возвращения монголов, по-прежнему возможного и даже неминуемого.
Тимур сразу же заявил, что хотел бы, чтобы его рассматривали не как некоего императора, а как первого среди эмиров, как Великого эмира. В этом событии тоже проявилась загадочная натура этого человека. На самом деле, было трудно понять такое показное отсутствие амбиций — не хотеть быть императором. Но быть может, для него, всегда помнившего напутствие отца, важнее было стать именно великим эмиром. Ведь с первого же дня царствования он оказался между двумя разными традициями, двумя культурами, двумя образами жизни и двумя религиями: монголов и тюрков, религией Тенгри и исламом.
Думал ли он о том, чтобы обойтись без хана? Как в свое время Казаган, Тимур не смел и не мог сместить того, кто воплощал в себе легитимность Чингизидов. Безоговорочно преданный эмиру Хусейну хан Кабул умер, возможно, по воле Тимура. На его престол был посажен бездельник Союргатмыш — с таким именем он и вошел в историю. После него к власти пришел его сын, и Тимур задумался над тем, чтобы поднять свой авторитет и сделать легитимной свою власть. Ведь, по сути, она таковой не являлась, хотя уже в то время его приверженцы взялись за составление его фальшивой генеалогии. Решение было принято чисто мужское: Тимур забрал из гарема шурина одну из дочерей хана Казагана, по имени Сарай-Мульк-катун, и женился на ней, что позволило ему получить весьма китаизированный титул зятя императора (кюрегена по-монгольски и кюргена по-тюркски), чем он гордился безмерно. Теперь его стали называть Тимур-кюрген.