Шло время. Марвин поужинал в портико[32], выпив бутылку «Сангре де хомбре» 1936 года, и перебрался в густую тень беленого палладия. Солнце уже касалось золотым ореолом горных вершин. На дороге появился силуэт спешащего мимо гостиницы человека…
– Папа! – воскликнул Марвин.
– Доброе утро, Марвин. – Отец был удивлен, но сумел это скрыть. – Не могу не отметить, что ты оказываешься в самых неожиданных местах.
– Про тебя я бы сказал то же самое.
Отец нахмурился, поправил галстук и взял портфель в другую руку.
– Сынок, в том, что я здесь, нет ничего странного. Обычно домой со станции меня отвозит твоя мать, но сегодня она что-то задерживается, вот я и решил пойти пешком. А раз уж пешком, то почему бы не срезать путь через поле для гольфа?
– Понятно, – сказал Марвин.
– Но к сожалению, – продолжал отец, – короткий маршрут оказался не так уж и короток. По этой сельской местности я шагаю уже час, если не больше.
– Папа, – сказал Марвин, – не знаю, как ты это воспримешь, но факт в том, что мы с тобой не на Земле.
– Не вижу ничего смешного, – строго ответил отец. – Я и сам уже понял, что сбился с пути: в штате Нью-Йорк едва ли можно найти такую архитектуру. И тем не менее я убежден: если и дальше идти этой дорогой, то ярдов через сто, а может, чуть дальше будет Аннандейл-авеню, которая приведет меня к перекрестку Мейпл-стрит и Спрюс-лейн. А уж оттуда до дома рукой подать.
– Пожалуй, ты прав. – В спорах с отцом Марвин никогда не одерживал верх.
– Мне надо идти, – сказал отец. – Кстати, Марвин, ты в курсе, что у тебя в носу… скажем так, посторонний предмет?
– Да, папа, – ответил Марвин. – Это взрывное устройство.
Отец хмуро посмотрел на сына, сокрушенно покачал головой и пошел дальше.
– Не понимаю, – сказал позже Марвин Вальдесу, – почему все эти люди меня находят? Это вовсе не кажется естественным.
– Да, это неестественно, – подтвердил Вальдес. – Но это и неизбежно, что гораздо важнее.
– Пусть неизбежно, – сказал Марвин, – но еще и абсолютно невероятно.
– Правильно, – согласился Вальдес. – Однако мы предпочитаем называть данное явление вынужденной вероятностью. Это, так сказать, недетерминированный сопутствующий эффект Теории Обнаружения.
– Боюсь, я не вполне понимаю, – сказал Марвин.
– Все достаточно просто. Теория Обнаружения – чистая теория. На бумаге она работает безупречно и не имеет умозрительных опровержений. Но чистая теория – это идеал, а когда мы пытаемся применить идеал на практике, возникают сложности, из которых главная – феномен неопределенности. Проще всего объяснить это так: существование теории влияет на ее работу. Видишь ли, теория не может учитывать воздействие собственного существования на себя. В идеале Теория Обнаружения эффективна во вселенной, где Теории Обнаружения нет. На практике же – и в этом наша проблема – в мире, где должна работать Теория Обнаружения, существует Теория Обнаружения. Это так называемое отзеркаливание, или дубликация эффекта. По мнению некоторых мыслителей, весьма вероятна и крайне опасна бесконечная дубликация, при которой Теория под воздействием Теории бесконечно преобразуется и достигает наконец энтропийного состояния, когда все вероятности равноценны. Этот аргумент, известный под названием «софизм фон Грюмана», наглядно показывает, насколько неразумно прямые последствия события увязывать с его причиной. Теперь понятно?