По извилистым улочкам они пересекли городской центр, затем миновали мрачные серые стены крепости Терц, обогнули Сподни – печально известный дом умалишенных. Доносившиеся оттуда вопли истязаемых бедолаг причудливо смешивались со скрипом гигантского водяного колеса, что крутилось возле пристани Братская Могила. А вот и приземистый, но зловещий Лунный донжон со стенающими узниками, за ним – Высокая куртина со смердящими, без голов и конечностей, трупами на пиках.
Марвин и месье Жюль, будучи зрелыми людьми своей эпохи, не обращали внимания на подобные звуки и виды. Нисколько не расчувствовавшись, прошли они мимо Мусорного пруда, где бывший регент утолял свои безумные ночные прихоти, и даже бровью не повели возле Львиной Кормушки, где мелких должников и несовершеннолетних преступников в назидание прочим окунали головой в быстротвердеющий бетон.
Да, это были суровые времена; пожалуй, кое-кто может счесть их жестокими. Манеры – изысканные, но страсти – необузданные. Соблюдался самый утонченный этикет, но и смерть под пытками была в порядке вещей. В ту пору шесть из семи женщин умирали родами, а детская смертность достигала шокирующих 87 процентов. Средний срок жизни не превышал 12,3 года. Недавно столицу опустошила чума, погубив почти две трети жителей. Бесконечные религиозные войны ежегодно сокращали мужское население вдвое, и доходило до того, что артиллерийскую прислугу в некоторые полки набирали из слепцов.
И все же этот век не считался несчастливым. Вопреки всем трудностям численность населения ежегодно достигала новых высот; мужская доблесть и отвага не знала пределов. Техника еще не лишила человека личной инициативы. И пусть классовая рознь была вопиющей, пусть волчьи аппетиты феодалов сдерживались только сомнительной властью короля и тлетворным влиянием духовенства, можно смело назвать этот исторический период эпохой демократизма и личных возможностей.
Однако ни Марвин, ни месье Жюль не думали о подобных вещах, когда приближались к длинному и узкому старому дому с закрытыми ставнями, с коновязью у крыльца. Они не размышляли о личном риске, хоть и шли на него; не вспоминали о том, что смерть постоянно дышит в затылок. Век, в котором они жили, не терпел малодушия.
– Прошу, – сказал месье Жюль, ведя гостя по устланному коврами полу мимо молчаливых лакеев в высокую комнату с облицованными дорогим деревом стенами, где в огромном ониксовом камине весело потрескивал огонь.
Марвин молча разглядывал убранство комнаты. Резной армуар, несомненно, десятого века, а портрет на западной стене, полускрытый в тени золоченой рамы, – подлинник работы Муссо.