— Предъяви, на слово не верим…
— Нате, сосунки…
Подариу достал из-за пазухи красный платок, развивал и выложил на стол пять леев.
— Деньги ваши будут наши! — ринулся к столу Ион, сын Мэмэлиги.
— Пойди у мамки попроси пятачок, — охладил его порыв Подариу.
— Есть у меня свои деньги. Я играю!
— Кто играет, покажь, чем богат!
Парням не хотелось открывать друг другу заветные места, где спрятаны у них деньги, и они разбежались по углам: одни доставали свои сбережения прямо из кармана, перемешанные с крошками хлеба и табака, другие из-за кожаных поясов, из грязных платков и тряпиц, а один даже выбежал во двор и вытащил из-за пазухи маленький кожаный кошелек. Каждый выложил деньги на стол. Расселись, подперев подбородки и бдительно следя за своим богатством, чтоб не уперли, а сами пытались неприметно слямзить чужое. Когда им это удавалось, они весело хохотали и подтрунивали друг над другом.
Подариу стасовал колоду, достал снизу карту, положил наверх и не глядя протянул карту парню, сидевшему с краю стола:
— В банке пять леев, — сказал он. — На сколько идешь?
Тот жадно глянул на деньги банкомета, перевел взгляд на свои и, не решаясь рисковать кровными, с вызовом сказал:
— Ишь какой ушлый… Иду на два лея. Для зачина хватит. Сдавай.
Подариу дал ему карту, потом другую и еще. Тот остановил: хватит! Тогда банкомет взял себе.
— У меня восемнадцать, — показал он карты. — Ежели у тебя больше, твоя взяла.
— Больше! — радостно сообщил парень, открывая карты.
Нестриженые, взъерошенные головы парней сгрудились над картами, долго подсчитывали. Сумма очков должна была быть не меньше девятнадцати, но не больше двадцати одного. После долгих подсчетов Подариу выделил из денег два лея.
Гаврила, так звали парня, сгреб деньги, поплевал на ладони и радостно почесал в затылке — на счастье!
— Повезло тебе! — уныло одобрил Подариу.
— Тут не везенье, а соображенье. Котелок варит, понимаешь? Соображать надо, прикидывать, прежде чем карту брать.
Он опять решился, прикинул, сообразил и… проиграл. Подариу ликовал.
Карты были замурзанные, старенькие, переходившие от деда к отцу, от отца к сыну.
Бог весть сколько поколений пользовались этими растрепанными и засаленными картонками, коротая время на бдениях.
Хранили их за балкой, под потолком, поэтому были они засижены мухами, покрыты копотью, краска на них облупилась, очки были порой едва видны. Чтобы разглядеть, приходилось их подносить к самой лампе. Считали, тыча пальцем, спорили, ссорились, дело порой доходило чуть ли не до драки.
Каждый игрок, прежде чем решиться на что-то, подзывал соседа, показывал, советовался, брать еще или не брать, и только после этого, замирая, прижимал свое сокровище к сердцу.