Крестьяне, сбившись в кучу, недоумевая, пожимают плечами, никак не поймут, что это за мудреная проповедь такая, непонятная, и, отвлекаясь, думают о чем-то своем.
После молитвы гроб с покойником устанавливают на повозку, впрягают волов, украсив рога черными лентами.
Как только повозка трогается с места, бабы начинают снова выть и причитать. В пустынном поле, где дремлет осень под голубым вычищенным небом, голоса плакальщиц звучат чисто, торжественно и печально, как песня из другого мира.
Симион, Симион любимый,
Ты покинул свой дом родимый.
Две дорожки перед тобой,
А идти тебе по одной.
Как на первой ждет сон глубокий,
Горе горькое — на второй.
Коль пойдешь ты за сном по первой,
Не вернешься вовек домой.
Ты пойди по второй: дорожке,
Пусть познаешься ты с бедой,
Да ведь встретишься ты с любезной,
Дорогою твоей женой.
Все она об тебе хлопочет,
Все зовет на порог родной.
Возвернись хотя б на денечек,
Симион, ты мой дорогой…
*
Телега, нагруженная тюками, готова к отъезду.
Мать, чтобы не оставаться одна, едет к сыну на чужую сторону.
Уже давно покончено с приготовлениями, но старуха норовит взять еще какую-то мелочь, сказать напоследок тем, кто остается в дому, чтобы берегли оставленные вещи, потому как не может она сразу все взять с собой.
Старенькая, заплаканная, она все ходит, ходит по дому, не решаясь уйти, невмоготу ей бросить старенький дом с закопченными стенами, с заткнутыми тряпьем окнами.
Здесь рождались ее дети, здесь день за днем протекли тридцать лет ее замужней жизни, здесь скончались ее родители. С каждым клочком этой земли у нее связаны какие-нибудь воспоминания…
— Мама, ну где вы там?..
— Иду, сыночек, иду.
Старуха лезет на чердак, что-то ищет в углу, спускается, опять лезет.
Сын, потеряв терпение, снова входит в дом. К дверной петле привязан ремень для точки ножа, а сам нож с деревянной ручкой лежит в кожаном футляре за иконой, оттуда даже торчит рукоять.
Пол в доме сильно попорчен подкованными сапогами людей, бывших на поминках, зеркало висит повернутое лицом к стене, а табуретки, на которых стоял гроб, перевернуты.
— Мама, ну где же вы?
Старуха выходит, снова возвращается, обнимает подпорку крыльца, будто с другом прощается.
Перекрестившись, залезает она в телегу. На повороте опять останавливаются: старухе хочется еще разок взглянуть на дом.
Издали виднеется бревенчатая изба с почернелой камышовой крышей, точно черпая шляпа, надвинутая на заплаканные глаза.
Во дворе пасется белая лошадь нового хозяина. Чужая лошадь в осиротевшем дворе…
Перевод М. Ландмана.